Я поспешила повернуться к Марку. Тот подвел меня к своей припаркованной у тротуара машине. И все это время, словно точки света в темной комнате, мне вслед смотрели два пары глаз, пока я не исчезла у них из вида.
Глава 13
С тяжелым вздохом я закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, переваривая еду, разговоры и мужское внимание, которым была обласкана последние три с половиной часа. Я закрыла глаза, все еще ощущая запах вина, крабов и аромат одеколона Марка в обитом кожей салоне его машины.
Это был идеальный вечер, тем не менее я облегченно вздохнула, когда Марк вежливо отказался зайти в дом – выпить и совершить по нему ночную экскурсию. Думаю, ни у него, ни у меня не было ни желания, ни сил снова встретиться с Джеком.
Заставив себя отойти от закрытой двери, я включила сигнализацию, выключила свет, который Джек оставил для меня, и устало поднялась по лестнице. Было поздно, по идее, мне давно полагалось быть в постели, и это начинало сказываться. Звуки телевизионных голосов и тусклый голубой свет в коридоре привели меня в гостиную наверху.
Я на миг задержалась в дверях, разглядывая комнату. Гостиная с ее причудливой лепниной и камином в стиле Адама являла собой эклектичное сочетание антиквариата восемнадцатого века и китча 1950-х годов. Вероятно, именно этой комнатой мистер Вандерхорст пользовался чаще всего – большая часть антиквариата была задвинута в угол, чтобы освободить место для телевизора и его оранжевой металлической подставки, а также туго набитого кресла и мягкого дивана – судя по цветочному рисунку, родом откуда-то из пятьдесят пятого года.
Будучи закоренелым холостяком, мистер Вандерхорст почти не общался с женщинами Чарльстона, так что ему было простительно не знать неписаное правило, касавшееся бесценной исторической мебели: те, у кого она есть, ею пользуются. Лучший способ опознать новичка в городе (а это любой, чья семья не жила здесь до Революции) – это проверить, пользуется он или нет чиппендейловским диваном, чтобы смотреть телевизор и есть обеды из замороженных полуфабрикатов.
На экране мелькали кадры «Уокера, Техасского Рейнджера». Телеголоса смешивались с мягким храпом, доносящимся с дивана. Забросив руку за голову, Джек улыбался во сне. Улыбка эта превращала его красивое лицо в лицо маленького мальчика, что возымело на мой кровоток весьма странное воздействие.
Я на цыпочках подошла к телевизору и выключила его, затем повернулась, чтобы снять с кресла вязаный плед и прикрыть Джека, чтобы тот не замерз. Стоя над Джеком с пледом в руках, я внезапно ощутила, как температура в комнате резко упала, а где-то за головой Джека промелькнуло нечто или некто.
Я с ужасом наблюдала, как передо мной медленно возникала фигура молодой женщины. Нет, она не стала человеком из плоти и крови, а скорее напоминала отражение в бассейне. Мне явственно были видны ее черты, но я могла разглядеть и все, что было за ней. Меня посетила странная мысль: если я буду пристально смотреть на нее, то смогу увидеть себя.
Она сложила вместе пальцы и прикоснулась тыльной стороной ладони к виску Джека. Его улыбка тотчас сделалась шире, а сам он поднес к лицу руку, словно хотел схватить ее, эту ладонь, которая в эти мгновения гладила его кожу.
На щеку Джека упала крошечная капелька влаги, и я на миг подумала, что это течет крыша, пока не поняла, что женщина плачет. Мне хотелось уйти из комнаты, притвориться, что я ничего не видела, но я знала, что не могу. В свое время мать сказала, что уйти можно, но это не значит, что я все забуду.
Ладонь женщины теперь касалась щеки Джека. Его рука тотчас скользнула ниже и легла сверху на ее ладонь, прижимая к себе. Меня тотчас пронзила скорбь. От боли я была готова согнуться пополам, но не смогла. Как загипнотизированная, я смотрела на женщину, которая что-то пыталась показать мне. А затем я услышала и ее голос.
«Я никогда не переставала его любить. Никогда». Слова эти не были произнесены вслух. Они звучали в моей голове, отдаваясь гулким эхом, словно монетка, которую тряхнули в металлической чашке. «Скажи ему, что я его по-прежнему люблю».
Я вздрогнула. Дыхание клубилось вокруг меня морозным облачком. Образ женщины начал меркнуть. Я протянула к ней руку, но нащупала лишь пустоту. Тогда я перевернула ладонь и поймала слезу. Соленая влага жгла мне руку, пока постепенно не исчезла.
Я стояла, как статуя, с пледом в руке; незаданный вопрос застыл на моем языке. «Кто ты?»
Джек пошевелился, потер руками лицо и открыл глаза. Его взгляд медленно сфокусировался на мне.
– Симпатичное платье, – сказал он, садясь. В это мгновение он выглядел жутко милым, хотя и помятым. – Впрочем, я готов поклясться, что видел его раньше.
Я уронила плед на пол – не хватало, чтобы он застукал меня за проявлением заботы, – и, не в силах обрести голос, поморщилась.
– Спасибо, что дождались меня.
Джек опустил ноги на пол и, посмотрев на свои руки, нахмурился. Затем помахал ими, словно пытался их высушить.
– Мне приснился самый странный на свете сон… – Он не договорил, но затем вновь нацепил свою коронную улыбку и посмотрел на меня. – Итак, он поцеловал вас, прежде чем пожелать спокойной ночи?
– Кто?
Джек лишь приподнял бровь.
– Это не ваше дело.
Джек вальяжно откинулся назад.
– Ах, значит, нет! Не переживайте. У вас еще будет кто-нибудь другой.
Я сложила на груди руки.
– Он приедет в воскресенье, чтобы осмотреть дом и отвезти меня куда-нибудь пообедать.
– Понятно, – буркнул Джек. Он прищурился, и я подумала, что он собрался что-то сказать. Вместо этого он встал. – Что ж, раз вы снова дома, я возвращаюсь на чердак. Доброй ночи.
Я вышла следом за ним в коридор и уже направилась к себе в спальню, когда Джек заговорил снова.
– Кажется, я нашел все альбомы Луизы. Если хотите, можете взять их вниз, чтобы лучше рассмотреть. Я мог бы помочь вам перенести их. Думаю, за два раза мы управимся.
Я на миг задумалась.
– Конечно. Но сначала мне нужно переодеться.
Джек отсалютовал и начал подниматься по чердачной лестнице. Я бросилась в свою комнату, быстро надела пижаму, тапочки и халат и, наконец, сбегала на кухню за желтыми резиновыми перчатками миссис Хулихан.
Застыв на верхней ступеньке чердачной лестницы, я вглядывалась в полумрак, освещенный одной только голой лампочкой, свисающей с провода.
– Не трепещи, о сердце, – произнес Джек, глядя на меня. – Похоже, я пропустил эту страницу в каталоге нижнего белья. Должен сказать, что резиновые перчатки добавляют всему ансамблю особый шарм.
– У меня просто замерзли руки.
Он пристально посмотрел на меня.
– Мелли, на улице семьдесят шесть градусов по Фаренгейту, а тут внутри нет никакого кондиционера. О каком холоде вы говорите?
