– Нужен-нужен, – сказал он, не обращая внимания на мои протесты, – потому что без меня ты станешь мной.
Я оглянулся и увидел, что Ленни встал, лицо у него горело. Его слова походили на проклятие – еще одно проклятие поверх всех, какие я уже насобирал за последние месяцы. Я ступил за порог и услышал, как Ленни выкрикнул одно-единственное слово:
– ОДНАЖДЫ!
Я ждал. Он произнес его снова, спокойнее:
– Однажды… – и в третий раз, почти шепотом: – Однажды… – долгая пауза. – …на краю леса стоял дворец.
Я ждал.
– Это был прекрасный дворец. Во дворце жил принц. У него была счастливая жизнь, но ему постоянно говорили, с самого детства, чтобы он ни за что не ходил в лес, потому что лес заколдован. «Пойдешь в лес – потеряешься, – говорили ему родители, – и мы не сможем тебя отыскать». И потому принц всю жизнь следовал совету и в лес не ходил.
Меня словно втянуло обратно в дом и дальше – в саму эту историю.
– Однажды солнечным днем, когда принц гулял по опушке леса, любопытство взяло верх. Ну что случится, если он заглянет в лес всего лишь одним глазком? Даже на опушке слышны были странные и чудесные звуки, мелькали птицы с изумительным оперением. Принц прошел всего пару шагов в глубину леса и по берегам бурлящих ручьев заметил деревья, увешанные плодами, каких он никогда не видел. Его влекло все дальше и дальше, и через несколько часов настала пора возвращаться. И только тогда понял он, что окончательно заблудился. Испугавшись, принц забегал с одной тропы на другую, пытаясь разглядеть собственные следы, но все напрасно. Той ночью он, одинокий и напуганный, заснул в лесу. На следующий день возобновил свои скитания, безнадежно пытаясь найти выход. Искал весь день и на другой день тоже, но не мог выбраться. На закате третьего дня принц отчаялся. И когда уже был готов проститься с последней надеждой, заметил древнего старика. «Слава богу, я нашел тебя! – воскликнул принц, бросаясь ему навстречу. – Не могу найти выход. Я заблудился в этом лесу три дня назад». – «Три дня? – расхохотался старик. – Я заблудился здесь три года назад». Надежда в принце угасла. «Ну тогда ты мне ни к чему», – сказал он. «А… тут ты не прав, – ответил старик. – Потому что, пусть и не знаю я пути из леса, мне известны сотни путей, которые точно никуда не ведут. Пойдем, вместе мы найдем дорогу».
Я обнаружил, что опять сижу напротив Ленни.
– Ты рассказал мне, что произошло, – проговорил он тихо, – но ты не сказал мне почему.
– Я… не знаю… почему.
– Конечно, не знаешь. А без этой причины нет никакой истории. Горе одно. Горе без всякого смысла. Простого страдания мне хватило. Выше крыши. Мир полон им до краев, а если оно вдруг кончается, достаточно газету почитать.
– Но… ты знаешь… почему?
Ленни задумчиво пожал плечами.
– Вот что я знаю: жизнь – суровый учитель. Сперва предлагает тебе экзамен и лишь потом – урок, – Ленни склонился к моему уху, заговорил мягко: – Смотри, Джоэл. Я тебе сочувствую. Правда, сочувствую. Вижу, что тебе досталось. И у меня нет ответа, а всего лишь еще один вопрос. Так вот: готов ли ты извлечь урок из того, что с тобой приключилось?
Я подумал с минуту и кивнул.
– Все это чертовски хорошая штука. Потому что до сих пор ты был, как тот парень в монастыре, – сказал Ленни и улыбнулся. Я не уловил намека и ждал продолжения. – Ты только и делал, что ныл и жаловался, с самого начала.
Он потушил сигару. Выбравшись из кресла, пошарил в шкафу и извлек оттуда одеяло.
– Я вымотался, – сказал он, указывая мне на диван. – Поспи-ка ты здесь, а? Утром потолкуем, – с этими словами он ушел к себе в комнату и закрыл дверь.
Лишь тогда я вспомнил, где нахожусь и который теперь час. Включил мобильный – телефон мерцал полудюжиной сообщений – и набрал номер Тали, она ответила мне, сонная и взбешенная, но все же вздохнула с облегчением, узнав, что я не валяюсь мертвый где-то в придорожной канаве. Я сказал, что дома буду завтра.
Повесил трубку и пристально оглядел комнату – книги, догорающий огонь, стол, мой полупустой стакан и розовый бокал Ленни рядом.
Я лежал без сна на диване, в спину мне впивались пружины. Я ворочался и возился, пока наконец не устроился удобно. И когда все же приблизился к кромке дремы, я услышал громкий рык. Меня охватил приступ ужаса, я сел, но погодя понял, что это за дверью храпит Ленни.
Не в силах заснуть, я лежал и думал о нем – и о том, как странно было для меня снова очутиться в его доме. Я вернулся к его вопросу: есть ли какая-то причина, почему я все это переживаю? Вопрос заманчивый – не получая никакого ответа, я задавал его себе месяц за месяцем. И все же, услышав его, я вновь задумался. Ленни, похоже, не сомневался, что причина есть – объяснение, благодаря которому все это обретет смысл.
Может, так все и есть? Все, что происходит в жизни, имеет свои причины? Задаваясь этим вопросом, я принялся составлять список событий, которые ну никак не могли иметь причин: массовые смертоубийства, ужасные шальные болезни, жестокие несчастные случаи. Список рос. Но чем длиннее он становился, тем сильнее мне хотелось верить в смысл.
Дождь прекратился, слышно было лишь, как случайные капли падают с деревьев на крышу. Ленни тоже перестал храпеть, и до меня донеслось пение птиц. Я выглянул в окно и разглядел сквозь ветви деревьев лоскуток неба, пылавший пурпуром, какого я никогда прежде не видел.
– Завтрак подан.
Я услышал глухой стук. Открыв глаза, увидел глянцевитый бейгл в паре дюймов от собственного носа. Снова закрыл глаза.
– Друг мой, все просто. Либо так тебе жизнь говорит: «Да пошел ты!», либо, может… – тут он надолго примолк, а я открыл глаза, глянув поверх бейгла на Ленни. Сосредоточившись на нем, я понял, что выглядит Ленни даже хуже, чем прошлой ночью: бледное, опухшее тело в майке и трусах, ноги, такие избитые и тощие, что вообще непонятно, как они его держат.
– …может, – наконец продолжил он, – тебе достался подарок всей жизни.
– Что? – выдавил я.
– Не может ли быть так, что твоя потеря голоса – это лучшее событие в твоей жизни?
Я вперился в него, потеряв дар речи совсем уж напрочь. Подарок? О чем вообще речь? Я не соображал, который час, но, наверное, довольно рано. Кое-как уселся и уставился на бейгл. В том же порядке, в каком в голове без всякой особой причины всплывают строки из песен, я не смог вспомнить ничего лучшего, чем одно из любимых высказываний моей матери: «Бейгл – это пончик, который отучился в колледже». Я взял его в руку. Холодный. Я откусил немного. Внутри – ледяной.
– Видишь? – спросил Ленни.
Голова болела, поясница ныла, вероятно, из-за того, что я заснул-таки на пружине. Рядом с бейглом стояла чашка кофе, от одного взгляда на который становилось холодно. На поверхности плавали бурые хлопья.
– Зачем, – сказал он снова. – Ты хочешь знать, зачем все это с тобой происходит, да?
