В ответ на все соблазнительные предложения он вежливо улыбался, благодарил и обещал подумать.
После пятого или шестого возлияния Бэр заметно заскучал, особенно когда один из чиновников принялся рассказывать анекдоты про эстонцев и чукчей.
– Ты ему скажи, – пьяно кричал через стол чиновник, тыкая вилкой в блюдо с нарезанной колбасой, – вот эту колбасу он может есть смело. В ней мяса нет и не будет.
Когда же мистер Бэр корректно поинтересовался ее ингредиентами, чиновник захохотал:
– Секрет фирмы моей жены! Женушка моя этой колбасой весь город кормит, и ничего – в больницу пока никто не жаловался!
Застолье могло длиться долго, но Бэр вежливо поднялся и, сказав несколько благодарственных фраз, попросил его отпустить.
Секретарша была давно отпущена, директор вместе с заместителями вышел в приемную, чтобы дать команду шоферу. Однако шофера в приемной не оказалось, и заместители отправились его искать. А Николай вместе с Бэром вернулись в малый конференц-зал за оставленными очками.
Там оба чиновника с удовольствием допивали коньяк.
– Что, Николаич, пришел принять на посошок?! Давай, присоединяйся, – дружелюбно разрешили ему.
– Мистер Бэр оставил очки.
– Где-то тут лежали, ищи, – отозвался один из чиновников и спросил второго: – Так ты говоришь, чтО у Григорьича с сыном? Так и сидит? Ну дела!
– Главное – адвокаты бестолковые попадаются: понту много, а толку – нет.
Судя по всему, они обсуждали дела директора.
Николай подобрал очки гостя, и они сразу вышли в коридор. Там их ждал уже сам директор. Пальто на нем было не застегнуто.
– Провожу до гостиницы, – объяснил он.
Так они и погрузились в машину: рядом с водителем директор и сзади мистер Бэр с Николаем. До гостиницы было минут десять езды.
Это была обычная пятиэтажка, где жили институтские сотрудники, и Николай – тоже. Но половина первого этажа была отгорожена, и в нее был другой вход. Туда направляли командированных. А две двухкомнатные квартиры, почти всегда пустовавшие, держали для важных гостей. В одну из них Бэра и поселили.
Директор лично удостоверился, все ли в ней в порядке, даже приоткрыл пустой холодильник, а потом они пожелали Бэру спокойной ночи.
– Подожди, – попросил директор вдруг, остановившись в небольшом холле. – Присядем тут, на диване. – И он устало погрузился в мягкий диван. – Ни минуты свободной за весь день. Не поверишь, с утра ни крошки. Если бы не этот прием… И так каждый день. Ты мне скажи, от этого мистера в самом деле многое зависит? В смысле грантов для института.
– Кое-что, конечно, зависит…
– Я тебя вот о чем хочу попросить, ты там в Беленцах как-нибудь разговор поверни, чтобы институту хоть что-то перепало. А то ведь все столица утягивает. Сам понимаешь, я не за себя, за людей… Постараешься?
– Постараюсь, Павел Григорьевич.
– Ну, добро…
Они посидели несколько минут молча, и Николай собрался уже встать, но тут директор заговорил снова:
– Еще хочу тебя попросить, Николай Николаевич… Ты извини, что я про это. С тобой майор Творогов желает побеседовать, из управления, но я постараюсь их от тебя отбить… И как ты там деньги получил от этого Гуляй-Голого, это меня не касается. Главное – что выручил институт. Ты думаешь, я тогда, четыре года назад, не знал, что тебя неправильно засудили? То есть знать-то, может, и не знал, но, конечно, чувствовал! И места, когда я тебя назад принял, никакого не было, я его фиктивно создал, на свой риск! А сейчас, понимаешь, у меня у самого недавно сын попал в беду. У вас же, в Ленинграде. Почти как ты тогда. Вот я и подумал, может, у тебя там появились какие связи? Мальчишку подставили, взяли его, придурка, главным бухгалтером. Он и обрадовался, наподписывал за две недели какие-то бумаги, ни в чем толком не разобравшись. А теперь все с деньгами в бегах, а он – в Крестах. Это мой сын от первого брака.
– Павел Григорьевич! У меня, ей-богу, нет никаких знакомств.
Николай видел, как мучается, рассказывая о своем сыне, директор, и ему неловко было отказывать в услуге. Но и в самом деле, кому он мог позвонить?
– И хорошо, что нет! Ты мне и не рассказывай ничего. А начал бы рассказывать, я б сам тебя перебил, потому что не надо мне ничего этого знать. Но все-таки, как отца родного, как брата, прошу! Вернетесь с Бэром из Беленцов, может, поможешь? – Голос директора даже дрогнул. Видимо, он с трудом удержался, чтобы не всхлипнуть. – Ну, пойдем. Тебе здесь рядом, а мне еще снова в институт, с бумагами сидеть.
Войдя в свою квартиру, Николай, не раздеваясь, включил ноутбук и набрал электронное послание:
«Дорогой Лева!
При возможности я с удовольствием постараюсь сделать для Вас что-нибудь полезное, однако боюсь, что в том смысле, о котором идет речь, толку от меня никакого не будет.
Например, я совсем ничего не знаю о предмете Вашего нынешнего интереса. И лишь случайно узнал, что сейчас он живет в Петербурге где-то поблизости от Финляндского вокзала, а прежде недолго был главным бухгалтером. Вот, собственно, и все.
С удовольствием отвечу на вопросы из сферы, в которой я смыслю чуть больше».
Переслав письмо, Николай стер его из компьютерной памяти и лишь после этого снял куртку.
Он решил посидеть за компьютером, но только вывел файл с последними опытами, как зазвонил телефон. И Николай с удивлением услышал голос Фредерика Бэра.
– Мистер Горюнов, я боюсь показаться назойливым, но, если у вас нет срочного дела, не согласились бы вы немного погулять со мной по городу?
Мистер Горюнов ответил, что с удовольствием, и через десять минут снова вошел в тот самый холл, где недавно сидел с директором.
– Я когда-то был в Мурманске, – сказал Бэр, когда они вышли из гостиницы, – но, пока мы с вами ехали из аэропорта, не узнал ни одной улицы. Я даже не могу представить, в какой стороне порт.
– Там, – показал Николай Николаевич.
– Тогда я хотел бы подойти к нему ближе. В то время его сильно охраняли, но ведь шла война…
– Вы участвовали в войне? – удивился Николай Николаевич. – Никогда бы не подумал!
Бэр в ответ лишь довольно хмыкнул.
– Сейчас порт тоже охраняют, но я знаю много проходов, если вы хотите, я проведу вас…
– Я был тогда молодым врачом. Плавал на военном корабле с караваном. Мы возили вам грузовики, тушенку…
Слова «грузовики» и «тушенку» Бэр выговорил по-русски.
– Нас бомбили в пути, и у меня в лазарете на судне было много работы. Большая практика, – добавил Бэр и грустно рассмеялся. – Вы тогда еще не родились?
