Остальные вели чинные разговоры, делая вид, что не замечают неприличия Лизки – портить вечер никому не хотелось.
– Где музыка? Включите музыку! Костик, пошли!
Костик даже слегка съежился от такого напора, но послушно пошел вслед за Лизкой. Места было немного, и они танцевали на виду у всех.
– Лизетта! Брось дурить! – пробасила Евдокия, увидев, что Лизка как-то уж очень непристойно сразу прижалась к Костику.
– А не надо было прятать! – отозвалась со смехом Лизка. И капризно спросила: – Костик, ты ко мне завтра придешь? Мне надо электрическую пробку поставить.
– Тебе бы в другое место поставить пробку, – отозвалась Евдокия.
– Смотря какую. – И Лизка снова принялась хохотать. – Костик, ты сумеешь мне пробку поставить?
За столом все слегка приумолкли и стали прятать глаза.
– Лиза! Сядь быстро рядом со мной! – скомандовала Евдокия. – Я сказала, сядь и остынь! – повторила она.
Как ни странно, Лизка ее послушалась. А может быть, и не так уж сильно была пьяна, просто дурачилась.
Чтобы не видеть этого ужаса, Анечка пошла на кухню за тортом и оттуда позвала:
– Костик, помоги мне, пожалуйста.
Костик вошел, и с ним вместе вошло целое облако из электрических зарядов, Анечка это сразу почувствовала. У него даже руки чуть-чуть подрагивали, когда он взялся за блюдца с чашками, чтобы нести их в комнату.
«Ничего себе! – подумала она. – Эта немытая, с дурным запахом страшила, которой вроде бы уже сорок, собирается увести моего любимого и единственного мальчика!»
И, словно уловив ее мысли, в кухню вошли девочки с грязными тарелками.
– Мы ее сейчас отправим, ты извини, что так получилось, она еще больше набралась, – стали то ли оправдываться, то ли утешать они.
В комнате снова заиграла музыка. И снова раздался похотливый Лизкин смех.
– Ань, ты что, его даже целоваться не научила?! Анечка внесла торт и увидела, что Лизка снова висит на Костике.
– Живешь вдвоем со взрослым парнем и не можешь его обучить?! – И Лизка, продолжая хохотать, потянулась к ее Костику. – Костик, смотри, как надо целоваться. Придешь завтра, я тебя всему научу! – И, уже не обращая внимания на остальных, она, словно пылесос, присосалась к его губам.
Тут едва не завязалась свалка. Девочки стали Лизку оттаскивать, выпихивать в прихожую. Анечка же с удивлением смотрела на Костика, который словно поплыл. Такая у него была странная блуждающая улыбка и взгляд – тоже непривычный. Ей вдруг вспомнилась фраза из какой-то книги девятнадцатого столетия: «Она пробудила в нем мужчину». Костик тоже пошел в прихожую.
– Что хочешь делай, а парня к ней не пускай, – строго сказала Евдокия. – Потеряешь.
Девочки вытолкнули Лизку на лестницу, бросили ей вслед короткую дубленку, сапоги и захлопнули дверь.
– Костичек, телефон не забудь, я тебя завтра жду! – выкрикнула она, на мгновение уцепившись за дверь.
После этого сразу стало тихо
– Пожалуй, и нам пора собираться, – рассудительно сказала Евдокия, – пошутили и хватит.
И девочки, не садясь уже больше за стол, быстро перенесли на кухню чашки с блюдцами, недоеденный торт, принялись натягивать свои пальто.
– Боюсь я за твоего парня, не справиться тебе с ним, – тихо проговорила Евдокия.
И тут в одно мгновение Анечку озарило решение.
Ей только завтра будет тридцать четыре, и даже в школе у Костика ее недавно приняли за старшеклассницу. И ей не победить притяжение этой пьяной шлюхи! Да если их поставить рядом перед зеркалом – это же день и ночь!
Дальше она действовала так, словно план был заранее намечен и расписан по секундам. Каждое ее движение было точным и собранным.
Едва закрылась за девочками дверь, она метнулась к шкафу и взяла полупрозрачный пеньюар, который ей подарил ровно за год до этого дня герой ее вялотекущего, а теперь уже вовсе закончившегося романа. Однажды Анечка даже приносила этот пеньюар с собой на тайное место их встреч – в квартиру его приятеля, и ей было сказано, что он воздействует на мужской организм всепобеждающе. Крутилась она несколько раз перед зеркалом в нем и дома – но только когда не было Костика. При нем надевать его было невозможно – хуже, чем расхаживать голой. А теперь настал миг, когда она должна была надеть эту одежку именно для него.
Странно, что она даже не помнила, где он лежит, но, когда понадобился, рука словно сама протянулась за ним. В следующую минуту она разделась в ванне и быстро, не намочив головы, приняла легкий душ. Вытираясь, она взглянула в зеркало, осталась довольна своим отражением, – ей никто и тридцати не давал. Вместе с отражением она покачала головой и улыбнулась той улыбкой, которую в следующую минуту собиралась послать Костику.
– Нежность, застенчивость и уверенность в правильности поступка, – сказала она сама себе, возможно даже вслух.
Решение было принято и отмене не подлежало.
В прозрачном пеньюаре и в тех же туфельках на каблуках, в которых была весь вечер, она решительно шагнула в комнату, встретила взгляд Костика и почувствовала его удивление, а потом сразу и смущение от непривычного ее наряда. Хотя если творить прямо – то, что было на ней, лишь с натяжкой можно было назвать нарядом.
– Господи, какой ты у меня большой, – сказала она, подходя к нему как ни в чем не бывало и улыбаясь той самой отрепетированной улыбкой, которая прежде предназначалась только мужчинам. – Включи что-нибудь медленное, давай хоть с тобой потанцуем.
Ей смешно было наблюдать за ним, как он сражался со своими глазами. Старательно отводил их от ее манящего тела, но они снова возвращались назад. Спотыкаясь, он подошел к магнитофону, включил какую-то музыку. Она приблизилась к нему, положила руки ему на плечи, потом, продолжая улыбаться, сняла с него пиджак, и они начали танцевать, едва касаясь друг друга.
Бедный Костик от смущения одеревенел и неловко переставлял ноги. Но Анечка, так же как в тот раз, когда они боролись на полу и она оказалась внизу под ним, уже ощущала своим телом его мужское тело.
– Какой же ты у меня большой, красивый и сильный, – шептала она, легко притрагиваясь губами к его щеке. – И правда, самый настоящий мужчина! Мой любимый мужчина…
И, продолжая танцевать, она, улыбаясь, стала медленно, пуговицу за пуговицей, расстегивать на нем рубашку.
А потом, чтобы окончательно перейти рубикон, взяла его руку, положила на свою грудь и, запрокинув счастливо улыбающееся лицо, прикрыв глаза, слегка прижала его ладонь.
Глупо, что Анечка не догадалась погасить тогда свет. Но разве могла она подумать, что кто-то заснимет все, что у них случилось, на пленку. Кто мог принести с собой камеру и где ее спрятал – она не могла представить. Неужели Лизка решила так отомстить? Но вряд ли Лизавета стала бы ее теперь шантажировать. У Лизаветы, как ни странно, за эти два года жизнь пошла круто по восходящей. Она теперь жена скотопромышленника из Аргентины, который увидел именно ее фотку среди сотен других в каталоге российских невест, изданном специально для Латинской Америки.
