Парикмахер тоже отсчитывал последние дни до воли, и скоро на его место прописали тихого молчаливого парня.
– Из-за телки влетел, – сказал он при знакомстве, но дальше объяснять не стал. И каждый понял его слова в меру своего воображения.
Парень вместе со всеми делал кирпичи, играл в домино. Записался в ансамбль играть на банджо.
А когда Николай вернулся из города, ноутбука он не обнаружил. Сумка, в которой он лежал под кроватью, завернутый в детское одеяльце, стояла, но была пуста. Не было и дискет, на которые Николай записывал копии файлов.
– Да ты подожди колесо катить, может, кто взял поиграться. Там, говорят, игры внутри есть, – растерянно говорил водитель троллейбуса.
Он прошелся по комнатам, но никто ничего не знал и не видел.
– Кешка взял, – сообразил вдруг Борис Наумович. – Я еще его спросил: «Ты чего такую сумку большую берешь?» А он мне: «Банджо я в чем привезу? Не в руках же». Ей-бо, сбежал, мужики!
Николай не спал всю ночь, прислушиваясь к каждому шороху на лестнице. Ему казалось, что парень вернется и скажет:
– Ну взял поиграть, чтоб ехать было не скучно. Так привез же.
Но парень не вернулся ни в понедельник, ни во вторник.
– Ты доложи майору, может, перехватят твой компутер, – сочувственно советовали все.
И хотя чего-чего, а не докладывал он никогда, пришлось идти к майору. Писать заявление о пропаже.
– Вы бы, Горюнов, еще кучу брильянтов сюда завезли! – расстроился майор. – Конечно, своим ценным предметом и спровоцировали его на кражу с побегом.
– Там вся моя работа. Все, что я сделал за последние годы!
Видимо, в лице Николая было что-то такое, что заставило майора перемениться.
– Ладно, ладно, не горюйте, Горюнов. Еще не все потеряно. Его и так уже ищут.
Этот удар судьбы был пострашней, чем ограбление в Шереметьеве.
Пропавшие из сумки дискеты скоро обнаружились за батареей. Парень сдуру решил их спрятать в незаметное место. Что происходит с дискетой, пролежавшей рядом с чугунной батареей, Николай хорошо знал: она размагничивается, и все записи навсегда исчезают.
– Слышь, Доктор, пойдем пивка попьем после смены, – уговаривал его водитель троллейбуса. – Нельзя так ходить, будто ты покойник. Ну потерял кой-что. Другое найдется, слышь?
Николай усмирял на мгновение боль души и, глядя пустыми глазами на сотоварища, пытался улыбнуться. Однако вместо улыбки губы изображали кривую гримасу.
– Поймали вашего охламона, – сказал майор спустя еще несколько дней. – В нетрезвом состоянии ограбил квартиру любовницы. Сидит в ка-пэ-зэ.
Еще через неделю Николая вызвали в город для опознания ноутбука. Он был найден во время обыска комнаты, куда парень отнес вещи бывшей любовницы и где прятался сам. Только напрасно Николай радовался. Все его тексты были с жесткого диска стерты, а заполнен он был идиотскими играми, стрелялками и страшилками.
И все же две статьи были напечатаны в российских журналах – в ботаническом и по экологии. Николай принес их майору.
– Хорошее дело, – похвалил майор. – Вы, это самое, сделайте для меня ксерокс, я отчет по воспитательной работе готовлю. Как раз ваши работы пригодятся. Прибытков, он тоже в детский журнал рисует карикатуры, Викторов, тот фигуры вырезает из дерева. Это все очень нужно. Нормальное проведение культурного досуга.
Сын майора делал заметные успехи в английском, и майор был доволен. Правда, в последнее время их беседы во время прогулок вокруг высокого сплошного забора с колючей проволокой принимали все более философский характер.
– Ответьте мне, сэр, – спрашивал сын по-английски во время прогулки, – есть в России сейчас хотя бы одно место, где честный человек мог бы принести пользу обществу?
– Вы не первый задаете этот вопрос, – отвечал Николай. – Примерно о том же спрашивали Пушкин с Лермонтовым. А прежде, как известно, Радищев с Новиковым. Но еще раньше их – Курбский. Он тоже дознавался об этом у Ивана Грозного.
– Но я спрашиваю вас, сэр, а не Пушкина с Лермонтовым.
– Есть теория малых дел. Ее сторонники считают, что если каждое мгновение жизни и каждый мелкий поступок направлять на добро для людей, то это превратится в большую программу и преобразует мир.
– А вы, подобно большевикам, считаете, что преобразовать мир возможно? – Бедный мальчик смотрел на него то ли как страждущий истины на пророка, то ли как всевышний судия на грешника.
– Я – как Лев Толстой. Считаю, что улучшение человеческой породы лучше начинать с самого себя. Но Ленин, Сталин и Гитлер были с ним не согласны…
Послушал бы майор эти их беседы!
Бросьте валять дурочку!
Длиннорукому длинноногому парню из параллельной комнаты исполнилось двадцать пять. По этому поводу он выставил на стол несколько бутылок водки и позвал соседей.
На этот случай у Николая был привычный арсенал шуток.
– Я не пью, зато закусываю здорово! – отговорился он и остался в своей комнате.
Прежние соседи относились к этому с пониманием и даже уважением:
– Завязал Доктор тугим узлом.
Николай с полчаса полежал, почитал сугубо научный журнал на английском языке. Громкие голоса за стеной ему не мешали.
Но парень в подпитии оказался приставуч и занудлив. Он вернулся за Николаем, а следом за ним вошел улыбающийся Наумыч. Он тоже был немного навеселе. У парня плескалась в стакане водка.
– Тебе оставили, – сообщил он. – Выпей, как человека прошу!
– Я ж говорю: он свою бочку выпил, – сказал Наумыч, пытаясь взять стакан с водкой у парня.
– Ты-то отлипни, я хочу Доктора угостить. Слышь, Доктор, – снова повторил парень, – как человека прошу, пойдем выпьем!
– Такому легче дать, чем остаться девушкой, – пошутил добродушно Наумыч.
Но парня эта шутка вдруг задела.
– Ах ты, сука! Шмази давно не пробовал? – пробормотал он, поставил криво стакан на край ближней тумбочки, так что тот обрушился на пол, и попытался провести ладонью с растопыренными пальцами по лицу Наумыча.
Наумычу, естественно, этот жест не понравился. Он отстранился и легко оттолкнул длинную руку парня.
Парень в ответ неуклюже протянул другую руку к горлу Наумыча. Тот, приняв боксерскую стойку, отбил руку и несильно врезал парню в скулу.
– Кончайте, парни! – успел выкрикнуть Николай.
Но было уже поздно.
– Значит, ты так! – обиженно проговорил парень.
Он немного пошатался, как бы раздумывая, потер скулу, а потом неожиданно ловко нагнулся и схватил единственный свободный табурет за ножку. Через минуту в комнате была уже смертельная свалка.
