– Ты что-то задумал, Мушум?
– Задумал, – повторил он, садясь. – Задумал. – И добавил с тихой злостью: – Что делает мужчину мужчиной?
– Я могу тебе помочь?
– Эхе-хе. Ну будь что будет. Клеменс прячет мою бутылку на верхней полке в кухонном шкафу. Ты можешь мне ее принести!
До полудня было еще далеко, но потом я подумал: а кому это повредит? Старик прожил слишком долгую жизнь и заслужил глоток виски в любое время, если ему так хочется. Тетя Клеменс позволила ему выпить каплю по случаю дня рождения, после чего влила в него ведро травяного чая, чтобы нейтрализовать эффект спиртного. Я взгромоздился на кухонную стойку и стал шарить по полке, пытаясь найти спрятанную тетей Клеменс бутылку. И тут со двора вошла Соня. В руках у нее был пластиковый пакет с крепкими ручками, и я сперва решил, что она опять прошлась по магазинам с моими деньгами и пришла показать тете Клеменс свои покупки. Я спустился с бутылкой виски в руке и довольно агрессивно заявил:
– Ну что, устроила себе очередной безумный шопинг? – Я встал перед ней. – Мы выкопаем эти депозитные книжки. А потом объедем банки и снимем обратно все деньги, Соня!
– Как скажешь! – Ее голубые глаза затуманились от обиды. – Очень хорошо!
– Хватит болтать про деньги! – Мушум, пошатываясь, подошел к Соне, ухватил ее повыше локтя и заговорил приторным голосом: – У этого старичка есть и деньги, и бутылка, ma chere, ниинимошен, сладенькая моя!
И Мушум повел Соню, не выпускавшую из рук тяжелый пакет, в спальню.
– А ты гуляй отсюда! – сказал он мне. – Уходи! – и протянул руку к бутылке.
Но я заупрямился и твердо заявил:
– Никуда я не уйду! Тетя Клеменс попросила меня побыть с тобой.
И последовал за ними в спальню. Они недоумевающе глядели на меня.
Я сел на кровать.
– Я не уйду, по крайней мере, пока не увижу, что в этом пакете.
Мушум негодующе фыркнул. Он выхватил бутылку из моей руки и быстро глотнул из горлышка. А Соня с сумрачным видом села и надула губы.
На ней был один из ее спортивных костюмов из розового плиса и футболка с низким вырезом. На шее висела серебряная цепочка с серебряным сердечком, которое указывало на узкое ущелье между двух сдвинутых грудей. Свет из окна падал на нее сзади и озарял волосы.
– Джо, – сказала она, – это подарок Мушуму на день рождения.
– И что это?
– То, что в пакете.
– Ну и отдай ему!
– Этот подарок… для взрослых.
– Подарок для взрослых?
Соня скорчила гримасу, как бы говоря: «А ты что думал?»
Мне стало трудно дышать. Я переводил взгляд с Мушума на Соню и обратно. Они не смотрели друг на друга.
– Джо, я прошу тебя: уйди по-хорошему.
Но говоря это, она начала вытаскивать из пакета разные вещи – не одежду, а какие-то лоскутки с блестками, блестящую бахрому и длинные пряди волос и полоски меха. И босоножки на высоких каблуках и на кожаной шнуровке. Я уже видел ее в таком наряде – на фотографии, которую хранил дома в папке с наклейкой «Домашние задания».
– Никуда не уйду, – и я сел рядом с Мушумом на его низенькую раскладушку.
– Ты уйдешь, Джо! – Соня зыркнула на меня, и на ее лице возникло злобное выражение, какого я раньше никогда не видел. – Выйди отсюда! – приказала она.
– Не выйду!
– Нет? – Она встала, уперев руки в боки, разъяренная, и шумно надула щеки.
Я тоже был разъярен, но слетевшие с моих губ слова удивили меня:
– Ты позволишь мне остаться. Потому что если нет, то я расскажу Уайти про деньги.
Соня оцепенела и села. В руках она сжимала какую-то блестящую тряпицу. Она молча смотрела на меня. Ее лицо приняло задумчивое и какое-то отрешенное выражение, а глаза заблестели, отчего она вдруг помолодела.
– Правда? – произнесла она печальным голосом. И переспросила шепотом: – Правда?
Мне надо было сразу уйти. Через полчаса я пожалел, что не сделал этого, но одновременно был рад, что не ушел. Я так и не понял, как отнестись к тому, что последовало дальше.
– Опять вы о деньгах! – с отвращением вскрикнул Мушум. Что заставило меня вспомнить про деньги и брильянтовые сережки Сони.
Я схватил бутылку виски из руки Мушума и отпил. Виски ударило мне в голову, и мои глаза тоже заслезились.
– Хороший мальчик, – похвалил Мушум.
Соня все еще не сводила с меня глаз.
– Ты думаешь? Ты и правда думаешь, что он хороший мальчик? – Она села и хлопнула себя по коленке блестящим бюстгальтером, который сжимала в руке.
– Он обо мне заботится, – Мушум отпил из бутылки и протянул мне обратно. Я передал ее Соне.
– Значит, все расскажешь Уайти?
Она криво улыбнулась, глядя на меня, и от этой улыбки меня затрясло. Потом приложила горлышко бутылки к губам и сделал большой глоток. Потом к бутылке приложился Мушум и снова отдал мне. Соня прищурилась так, что ее голубые глаза почернели.
– Значит, ты с Уайти. Ладно. Пойду в ванную переоденусь. А вы, мальчики, ждите меня здесь. И если ты, Джо, кому-нибудь скажешь хоть слово, я отрежу твою крошечную пиписку!
У меня челюсть так и отвалилась. А она гнусно расхохоталась:
– А ты как хотел: и рыбку съесть, и на санки сесть? Маленький ты засранец! И учти: больше я тебя не нянькаю!
Она вытащила из пакета портативный магнитофон, включила вилку в розетку и вставила кассету.
– Когда я вернусь, включи музыку! – распорядилась она и, размахивая своим пакетом, пошла по коридору к ванной.
Мы с Мушумом молча сидели на раскладушке. Я вспомнил, как они вдвоем шушукались на празднике и как это их шушуканье меня раздражало. У меня зашумело в голове. Я еще глотнул из бутылки Мушума. Скоро вернулась Соня, плотно закрыла за собой дверь и заперла ее на замок. Обернулась к нам.
Наверное, у нас обоих рты раскрылись одновременно. Соня собрала волосы вверх, под металлический конус, откуда они ниспадали фонтаном, лавиной волос, рассыпавшихся по ее плечам и спине. Она наложила на лицо густой слой макияжа – ее брови были похожи на черные крылья, на губах хищно сверкала кроваво-красная помада. Серая шелковая туника от шеи до колен прикрывала ее руки.
– Запускай музыку, Джо!
Я повиновался. Раздались тихие, невнятные причитания и песнопения. Она вынула из рукава длинный изогнутый кинжал, потом подняла руки вверх, точно древняя богиня перед ритуальным жертвоприношением козы или живого мужчины, привязанного к скале. Сначала она держала кинжал обеими руками, потом схватила его одной рукой, не спуская с него глаз. Нажала на потайную кнопку – и кинжал вспыхнул гирляндой мигающих огоньков. Тихие песнопения сменились истошными нутряными стонами, а потом серией взвизгов. И с каждым взвизгом она рассекала одну из застежек-липучек, на которых держалась ее туника. Так она нас немного подразнила. По бокам у туники были длинные прорези. И вот из одной прорези появилась прикрытая пластиковой броней грудь. Потом длинная нога в босоножке на каблуке, на кожаных ремешках до бедра. Тут, наконец, какофонию завываний и песнопений перекрыл финальный выкрик. Наступила тишина. Соня скинула свое одеяние. Я схватил Мушума за руку. Я не собирался терять ни секунды этого зрелища и переводить взгляд на него, но и перекувыркнуться назад и врезаться в его голову тоже не хотелось. Я в жизни не забуду Соню в грозном великолепии посреди спальни Иви. В этих босоножках на каблуках она словно выросла. А с волосами в металлическом конусе ростом была чуть не до потолка. Ее длиннющие ноги, казалось, тянулись без конца, на ней были узкие трусики, которые выглядели словно выкованные из стали, к тому же они были спереди заперты на замочек. У нее был гладкий и упругий живот, подтянутый уж не знаю какими ухищрениями. При мне Соня никогда не делала зарядку. А мои любимые груди, скрытые под пластиковыми латами, выпирали над швами пластикового нагрудника, на котором виднелись стоящие торчком искусственные соски. С ее плеч волнами ниспадали шарфы и шкуры. Она зажала кинжал зубами, а потом начала поглаживать и ерошить мех и ткани, облегавшие ее тело. На руках у нее были тонкие виниловые перчатки. Она сняла одну, слегка похлопала ею себя, а затем погладила свой пояс невинности и вдруг хлестнула меня по лицу. Я чуть в обморок не грохнулся и снова схватил Мушума за руку. А тот был на седьмом небе от счастья. Соня бросила в меня другую перчатку и попала прямо в глаз. И тут зашлись барабаны. Живот и бедра Сони закружились в совсем ином темпе – так быстро, что ее тело превратилось в смазанное пятно. Мушум протянул мне бутылку. Я глотнул и поперхнулся. Соня вертелась волчком, ткнула меня в колено. Я согнулся от боли, но мои глаза словно прилепились к ней намертво. Барабаны смолкли. Она подергала кожаные бретельки, удерживавшие на грудях пластиковые латы, – и те внезапно упали на пол.
