– Спасибо, – буркнул он рассеянно. – Я помолюсь за твою семью.
– Круто, – отозвался я, хотя от его слов мне стало неловко. Мне не нравилось, когда за меня молились. Отвернувшись, я буквально кожей ощутил, как его молитвы ползут по позвоночнику. Но в этом был весь Рэндалл, всегда готовый заставить тебя почувствовать неловкость из-за явного превосходства всех тех премудростей, которые он узнал от стариков, в том числе и от стариков в твоей семье, потому что пекся о твоем же благе. Мушум проинструктировал Доу, как правильно выстроить эту парильню, а уж Доу передал это знание Рэндаллу. Каппи поймал мой взгляд.
– Не бери в голову, Джо. Он и за меня молится. Его снадобья действуют: из-за них девчонки к нему так и липнут. Так что ему надо практиковаться.
У Рэндалла был точеный, точно высеченный на камне, профиль, гладкая кожа и длинная коса. Девчонки, особенно белые, им очаровывались. Однажды летом у них во дворе целый месяц жила в палатке немочка. Она была симпатичная и носила босоножки с застежкой на лодыжке – до нее никто в резервации не видел таких, и над Рэндаллом стали подшучивать из-за этих босоножек. А потом кто-то подглядел название фирмы-изготовителя – «Биркеншток», – и это слово стало кличкой Рэндалла.
В воздухе стало совсем жарко, и мы принялись жадно пить из ковшиков священную ритуальную воду. Я завидовал парням, которые заходили в парильню, потому что внутри они так распаривались, что потом, когда выбирались оттуда, ночной ветерок обвевал их приятной прохладой. Кроме того, волны горячего воздуха, поднимавшиеся от раскаленных камней-«дедов», отгоняли комаров. Скоро все вошли внутрь. А мы с Каппи бросились подносить ко входу парильни обжигающие камни на лопатах. Рэндалл подхватывал их парой оленьих рогов и складывал в центре парильни. Так мы передали им все камни и прикрыли полог. Они начали распевать гимны, и мы в которой уже раз опрыскали себя средством от комаров. Мы сделали три ходки, пока не перетаскали в парильню всех «дедов». Потом сбегали в дом, наполнили опустевший кулер водой, вышли наружу и уже стояли на заднем крыльце, как вдруг раздался взрыв. Мы сначала даже не услышали, как кто-то крикнул: «Вход!» – призвав нас откинуть полог. Крыша парильни просто взметнулась вверх под напором рук и голов парней, спешащих выбраться наружу. Они яростно срывали наброшенный на крышу брезент и путались в нем. Было слышно приглушенное рычание. Потом они уже просто с воплями выпрыгивали наружу, кто как мог – задыхаясь и катаясь нагишом по траве. Комары тут же пикировали со всех сторон на голые тела. Мы помчались к ним с полным кулером. Рэндалл и его приятели показывали пальцами на свои перекошенные лица, и мы лили воду им на головы. Когда они смогли наконец подняться с травы, кто захромал, а кто со всех ног побежал к дому. Тетушки Каппи как раз подъехали с новой порцией жареных лепешек и сразу увидели восьмерых голых индейцев, бегущих и ковыляющих через двор. Сюзетта и Джози остались в машине.
Все долго приходили в себя, сидя в доме, заваленном холостяцким барахлом, но когда парни оправились от шока, все стали обсуждать, что же приключилось.
– Думаю, – произнес наконец Скиппи, – это все из-за снадобья пуэбло. Помнишь, прямо перед тем, как ты кинул горсть порошка на камни, ты громко поблагодарил своего приятеля оттуда, а потом произнес длинную молитву?
– Да, Биркеншток, длинную-предлинную молитву, а потом ты зачерпнул ковш воды…
– О, – воскликнул Рэндалл. – Мой друг сказал, что это снадобье народа пуэбло. А я молился за то, чтобы у него все сложилось как надо с его женщиной-навахо. Каппи, сбегай, принеси эту банку!
– Ты мне не приказывай!
– Ладно. Пожалуйста, младший братишка, ты же видишь: мы сидим тут с голыми задницами, травмированные, так будь уж любезен, сходи за этой банкой!
Каппи вышел и быстро вернулся. На банке была наклеена этикетка.
– Рэндалл, – заметил Каппи, – тут слово «снадобье» стоит в кавычках!
Банка была наполнена коричневатым порошком, по нашему мнению, с не слишком сильным запахом – не таким, как у медвежьего корня, или у аира, или у толокнянки. Рэндалл внимательно осмотрел банку и нахмурился. Он снял крышку и понюхал, как опытный дегустатор вдыхает букет вина.
Наконец он лизнул свой палец, ткнул им в порошок и сунул обратно в рот. Из его глаз тотчас брызнули слезы.
– Аааа! Аааа! – высунув язык, завопил он.
– Это острый перец, – сделали вывод остальные. – Жгучий перец пуэбло.
Все смотрели, как Рэндалл вихрем носится по комнате.
– Э, да вы поглядите – у него ноги превратились в крылья!
– Надо ему во время следующего пау-вау дать снадобье пуэбло.
– Точно!
Все пили воду большими глотками. А Рэндалл стоял у раковины с высунутым языком, подставив его под струю воды.
– Рэндалл поставил банку со снадобьем на камни, – стал рассказывать Скиппи, – а когда вылил на них четыре больших ковша воды, этот порошок вдруг закипел, и пар попал нам на лицо и в глаза, и мы вдохнули это дерьмо! Внутри все горело! И как ты, Рэндалл, мог такое с нами учудить, а?
Все укоризненно смотрели на Рэндалла, стоящего у раковины с высунутым языком под струей воды из крана.
– Надеюсь, он хоть набросит на себя какую-нибудь одежду, – сказал Чибой-Сноу.
Про его тетушек все вспомнили, только услышав шум их отъезжающей машины. Мы выглянули в окно. Они оставили под дверью два пакета свежеиспеченных лепешек. Масло от лепешек проступило темными пятнами на бумажных боках.
– Если принесете нам одежду, – обратился к нам Скиппи, – и те пакеты с жрачкой, я вам заплачу.
– Сколько? – поинтересовался Каппи.
– По два доллара каждому.
Каппи вопросительно взглянул на меня. Я пожал плечами.
Мы приволокли все их шмотки и пакеты с едой. И когда мы сидели и уписывали за обе щеки, из дома вышел Рэндалл и присел рядом. Его лицо было обожжено в нескольких местах, как и у других парней, а глаза опухли и покраснели. Рэндалл учился на последнем курсе колледжа, и иногда он разговаривал со мной так, словно обращался к клиенту службы соцзащиты, а иногда как со своим младшим братишкой. Сейчас наступил тот редкий момент, когда Рэндалл решил проявить семейные чувства. Его приятели уже пришли в себя, смеялись и ели как ни в чем не бывало. Происшествие в парильне все уже обратили в шутку, позабыв, как сначала рассердились на Рэндалла.
– Джо, – озабоченно начал Рэндалл, – я там кое-что видел.
Я запихнул в рот тако с мясом.
– Я кое-что видел, – продолжал он, и в его голосе звучала неподдельная тревога. – Я видел это как раз перед тем, как нас обварил жгучий перец. Я молился за твою семью, за свою семью, как вдруг увидел склонившегося над тобой мужика, вроде полицейского, у него было белокожее лицо, глубоко запавшие глаза, и он смотрел на тебя. И вокруг его головы было серебристое сияние. Его губы двигались, он что-то тебе говорил, но я не смог разобрать ни слова.
