Пока Номса сдавала задним ходом, Лихорадка выстрелил еще раз и снова не попал. Мы неслись задом на пугающей скорости.
– Ты умеешь водить? – глупо спросила я. Мне в голову не приходило, что черная женщина умеет водить машину.
Номса не ответила. Она задом развернулась, шины взвизгнули, грохнул новый выстрел. Кинг Джордж всхрапнул сзади, но не проснулся. Я уловила за боковым стеклом движение. Лихорадка пытался нагнать нас.
– Быстрее! Быстрее!
Номса переключилась на первую скорость, хотела прибавить газу, машина заглохла. Номса выругалась и повернула ключ. Мотор не отреагировал.
Лихорадка уже почти нагнал нас. И хотя он больше спотыкался, чем бежал, нас разделяло не более пятидесяти метров.
– Номса, быстрее!
Она снова повернула ключ. Машина издала болезненный звук и замолчала. Я уже видела бешеные глаза и лицо в бусинах пота. Я в панике начала поднимать стекло, которое опустила, чтобы впустить свежего воздуха.
– Сука! – вопил Лихорадка. – Сука ты, Номса!
– Ну давай же…
Мотор наконец завелся. Он рыкнул раз, другой, и машина, взревев, ожила.
Я охнула от облегчения.
– Давай, давай!
Номса нажала на газ, мы рванулись вперед – и вдруг к машине из темноты протянулись две руки. Длинные пальцы Лихорадки скользнули в приоткрытое окошко. Вцепились в него и надавили так сильно, что стекло снова поехало вниз.
Завопив от ужаса, я ударила его по костяшкам. Но Лихорадка вцепился намертво. И тогда я принялась лупить изо всех сил. Наконец его пальцы разжались. Я испустила торжествующий вопль, но тут внутрь нырнула рука и ухватила меня за шиворот. Лихорадка дернул меня к себе, моя голова врезалась в стекло. Я даже закричать не могла, меня душила моя собственная кофта. Наугад я ткнула куда-то кулаком, но не попала. Рука сжимала меня все сильнее, перед глазами поплыло, сгустилась чернота.
И тут нога, возникшая, кажется, из ниоткуда, из недр машины, пнула Лихорадку в голову. Он выпустил меня, и воздух ворвался в мои легкие.
– С тобой все хаарашо, маленький мисс?
Я кивнула, горло саднило так, что я не могла говорить.
– Держись. – Номса погладила меня по коленке.
Мы понеслись через ночь, и на один дивный миг, когда мы, преодолевая какое-то препятствие, взмыли в воздух, я поняла, что значит летать.
58
Робин
4 октября 1977 года
Соуэто, Йоханнесбург, Южная Африка
Рассвет затаил дыхание, и я наконец нашла правильное окно.
Когда мы прибыли в Бара, Номса убедила сиделок пропустить ее к матери, хотя до начала времени посещения оставалось несколько часов. Они согласились – наверное, их подкупило отчаяние Номсы, босой, в ночной рубашке; у нее был вид человека, которого унесло в море, и сиделки сумели распознать утопающую.
Прежде чем Номсу провели в палату Бьюти, она успела сказать мне, что палата на первом этаже в отделении С. После этого я полчаса шмыгала от окна к окну, пока Кинг Джордж спал на парковке. Я уже начинала сомневаться, что отыщу нужное окно, когда наконец нашла Номсу. В окно я видела кровать, и хотя я смогла рассмотреть только контуры человека под одеялом, я поняла, что это Бьюти. Губы у Номсы шевелились. Мое сердце взлетело от радости, точно воздушный шарик. Бьюти очнулась и увидела Номсу!
Я смотрела на них, и какая-то часть меня желала, чтобы я стояла у постели рядом с Номсой, мне столько всего нужно было сказать Бьюти. Попросить прощения за все свои ужасные поступки, сказать, как сильно я ее люблю, сказать, что своей любовью она спасла меня и вывела из лабиринта, когда мне уже казалось, что я заблудилась в нем навеки, и еще сказать, что никогда не прощу себя за ту боль, что я причинила ей и Номсе. И наконец, я бы спросила, сможет ли она найти в своем огромном сердце тропинку, которая приведет ее к прощению.
Я пыталась найти слова, чтобы выразить то, что меня переполняло; я поняла, что такое любовь, поняла, что ее нельзя держать в заточении, что любовь заключенного не может пролиться на тюремщика, даже если ты заперт в стеклянной клетке и не замечаешь стен своей тюрьмы. Я хотела, чтобы Бьюти знала: теперь я понимаю, что человек может подарить тебе свою любовь, только если он свободен, а потому я навсегда освобождаю Бьюти от ее обязательств по отношению ко мне.
Но больше всего я хотела, чтобы Бьюти поняла, насколько изменили меня те пятнадцать месяцев, что я провела с ней. Во тьме моего горя она взяла меня за руку и пошла со мной через ад. Она принесла любовь, жизнь и краски в мой мир, и я никогда больше не буду видеть вещи только черными или только белыми. Она помогла мне осознать, что жизнь – это не рассказ со счастливым концом. И чем больше я об этом думала, тем глубже становилось осознание: если у рассказа счастливый конец, то он просто еще не закончен.
Я так боялась, что Бьюти уедет, а потому сделала все, чтобы этого не произошло. Пытаясь убежать от своих страхов, я лишь раззадорила их, пытаясь удержать Бьюти, я ее потеряла, а пытаясь сохранить все, я теперь вынуждена со всем расстаться. Мне хотелось, чтобы Бьюти узнала это и много чего еще, но сейчас время принадлежало им, а не мне. Я и так слишком сильно пролезла в их жизни.
Сейчас мне следовало отступить в тень, чтобы мать и дочь написали собственную историю, и мне от всей души хотелось, чтобы у этой истории был счастливый конец, ну или хотя бы не слишком печальный. Я в последний раз взглянула на мать, которая не сдалась, и на дочь, которая нашла дорогу домой. И во мне нарастала надежда, что мы, несовершенные существа, способны отыскать дорогу к другим несовершенным существам благодаря силе несовершенного чувства, которое мы зовем любовью.
Я не знала, что таит в себе будущее. Я не знала, что история, в которой мы с Бьюти оказались вместе, еще далека от завершения, как не знала и того, что извилистые тропинки наших жизней – моей, Бьюти и Номсы – не раз еще пересекутся и перепутаются так, что их будет не распутать. Но это уже совсем другая история.
Поэтому я оставила вдвоем мать и дочь, которые сплели пальцы, и направилась к машине, где храпел Кинг Джордж. Солнце к тому времени уже поднялось, и вдали сияли шахтовые отвалы Йоханнесбурга. Утро было тихим – стрекот сверчков да шум машин, проносящихся по шоссе. Сонная луна задержалась в небе, не желая уходить, как и я.
Тишину прорезал крик:
– Робин!
На какой-то безумный миг мне показалось – а вдруг это Бьюти поднялась с постели. Надежда иногда порождает безумные мысли. Но я узнала голос, ошибки не было, я знала, что за фигура бежит через парковку. Эдит. За ней спешили остальные члены спасательной команды – семейство Голдман. Я повернулась и зажмурилась от яркого солнца.
Эдит бежала, смеясь и плача одновременно. И я, раскинув руки, кинулась ей навстречу. Она налетела на меня, схватила, завертела – солнце, больница и улица слились.
