– Кто здесь? – Это Вильгельмина вышла проверить, что за шум. Я забыла закрыть боковое окошко пикапа и теперь боялась, что Вилли его заметит.
С минуту или две ей никто не отвечал. Собака угомонилась – наверное, ее спугнул голос Вилли. Я надеялась, что Вилли вернется в дом и не станет подходить к машине, и тут появилась Бьюти. Вовремя я вернулась.
– Ты видела Мфо? – спросила Вилли.
– Да. Он…
Не успела Бьюти ответить, как из темноты донесся еще один голос.
Какая-то девушка, задыхаясь, говорила на коса. Я не могла разобрать слов, но голос звучал очень настойчиво.
– Фумла? – спросила Бьюти.
Девушка начала было говорить, но тут же замолчала.
– Это мой друг, Вильгельмина. Можешь говорить при ней. – Бьюти говорила по-английски, и девушка, к счастью, тоже переключилась на английский.
– Но она белая.
– Так что же, моя девочка? Я доверяю ей.
Возникла пауза, потом девушка снова заговорила:
– Прошу прощения за то, что произошло там, но Мама Жирняга не любит, когда мы называем себя настоящими именами, и запрещает отвлекаться на работе на личные дела. Мне нужна эта работа, я не хочу, чтобы меня уволили.
– Прошу тебя, моя девочка, скажи, что знаешь, где Номса. Мне известно, что много месяцев назад вы вместе с ней пересекли границу, чтобы вступить в Umkhonto we Sizwe, а теперь вернулись. Она вернулась с тобой?
– Нет, мама. Мы с Номсой действительно перебрались в Родезию вместе, чтобы поступить в военный лагерь, но через четыре месяца я поняла, что с меня довольно. Было слишком тяжело – вечно бег, муштра, мы мало спали. Я уставала, голодала. – Она помолчала, потом добавила потише: – Я оказалась слабой и решила уйти из лагеря. Мне разрешили вернуться.
– А Номса? – спросила Вилли.
– Номса сильная, намного сильнее меня. И храбрая как лев. Она хотела стать бойцом. Она не собиралась возвращаться.
– Она еще в Родезии?
– Не знаю. Мы больше не виделись, и никто из тех, кто прошел через лагерь, мне ничего не скажет, потому что не доверяют.
– А тот мужчина? – спросила Бьюти.
– Какой?
– Тот, высокий. По прозвищу Лихорадка. Ты знаешь, где он?
– Нет, мама. Я думаю, он в лагере, с Номсой и другими бойцами.
Пять минут спустя Бьюти и Вилли снова сидели в машине, мотор заурчал, и мы пустились в обратный путь.
Я не могла понять, почему Фумла солгала Бьюти насчет Лихорадки. Может, она просто боится его? Но ее ложь меня успокоила. Я не хотела, чтобы Бьюти приближалась к Лихорадке, от этого плохого человека лучше держаться подальше.
Наверное, я уснула, убаюканная тряской, потому что вдруг поняла – машина стоит возле нашего дома.
– Спасибо, Вильгельмина. Без тебя я бы не справилась, – говорила Бьюти.
– Ag, да ладно. Я рада, что мы не зря скатались туда.
– Пойдем выпьем кофе.
– Нет-нет. Не я же глушила пиво ночь напролет, – рассмеялась Вилли.
Бьюти тоже засмеялась.
– До Уэст-Рэнд путь неблизкий. Чашка кофе тебя взбодрит.
– Ну хорошо. Разве что одну чашку.
Когда они скрылись в подъезде, я выпрыгнула из машины и тихонько поднялась на третий этаж, к квартире Морри. Слава богу, он оставил дверь незапертой, как мы и договаривались; войдя, я заперла ее и на цыпочках прокралась в комнату. Морри спал на полу, одеяло на его узкой кровати было откинуто – ждало меня.
Наклонившись, я поцеловала Морри. Он не проснулся. Один есть, осталось девять.
44
Бьюти
22 марта 1977 года
Йовилль, Йоханнесбург, Южная Африка
Телефон звонит за минуту до полуночи. Я еще не сплю – делаю записи в дневнике, но хватаю трубку сразу, чтобы звонки не разбудили Робин.
– Алло?
– Перестань делать то, что ты делаешь.
– Алло! Кто это?
– Прекрати задавать вопросы, или он сотворит с тобой что-нибудь ужасное. – Голос женский, едва слышный.
– Номса? Это ты?
– Нет.
– Тогда скажи мне, где Номса. Пожалуйста.
– Остановись. Или она не сможет больше защищать тебя.
Короткие гудки.
45
Робин
5 мая 1977 года
Йовилль, Йоханнесбург, Южная Африка
Холодным майским днем, когда зима стала уже не просто обещанием, мы с Морри сидели на огромном дубе в парке. Это было наше обычное место после школы; я любила, привалившись к толстому стволу, вытянуть ноги на четвертой ветке сверху. Я обожала зависнуть так – уже не на земле, но еще и не в небе, я парила между двумя стихиями, а покров из листьев удерживал небо.
Я уронила завернутые в фольгу сэндвичи с архисовым маслом Морри, который сидел на ветке подо мной.
– Передай блинцес с творогом.
Мы часто обменивались едой, а с тех пор как я пристрастилась к еврейским блинчикам, переход в людоизм казался мне выгодным делом.
– А откуда у тебя ланч? – удивился Морри.
После того как мне стукнуло десять, я объявила, что уже взрослая и могу возвращаться из школы с друзьями, так что Бьюти больше не приходила к школьным воротам. Теперь она поджидала меня в парке, чтобы вручить еду и забрать у меня ранец. Мы с Морри часок-другой носились по парку, а потом отправлялись домой.
– Ей сегодня пришлось уйти, и она отдала мне сэндвичи утром.
– Куда она пошла?
– Не знаю.
– Какой-то ты так себе детектив.
– Но я же не могла ее выслеживать вместо школы! – запротестовала я.
– Да, но могла ее расспросить, и все.
– Я спрашивала, но она напустила туману.
– По-твоему, это имеет отношение к Номсе?
– Не знаю. Может быть.
Мы расправились с едой, и я вытащила одну из своих книжек про Секретную Семерку, а Морри достал из сумки фотоаппарат.
– Я видел дохлую крысу вон там, хочу ее заснять. – Он повесил фотоаппарат себе на шею и полез вниз.
Я даже отвечать не стала. Никакие мои слова не могли сподвигнуть Морри фотографировать цветы, закаты или еще что-нибудь мало-мальски красивое. Через какое-то время я взглянула на руки Микки-Мауса – пора домой. Собрав вещи, я слезла с дерева и присоединилась к Морри, который ждал меня внизу. Спрыгнув, я обнаружила, что мой ранец, лежавший меж корней, исчез.
