– Я поставила тарелку перед ней. Разве не видишь?
Эдит, вероятно, рассказала Бьюти про Кэт, и это было досадно. Бьюти подлаживается ко мне или хочет надо мной посмеяться?
– Почему вы не носите форму?
– Потому что я не служанка.
– Хм. А выглядите как служанка.
– И как же выглядят служанки?
– Как вы. Черная женщина. А если вы не служанка, то кто?
– Я учительница.
– Черных учителей не бывает.
– В твоей школе, конечно, не бывает. Я учу черных детей.
– Черные дети ходят в школу?
– Да, у них есть свои школы.
– В Кваква?
Бьюти, кажется, удивили и мой вопрос, и мое почти приличное произношение. Она улыбнулась мне – в первый раз.
– Ты знаешь про Кваква?
– Там живет Мэйбл.
Она кивнула:
– Я работаю в школе в Транскее.
– А если вы правда учительница, то почему вы сейчас здесь со мной?
– Пришлось задержаться в Йоханнесбурге, а для этого нужен пропуск. А чтобы иметь пропуск, я должна иметь работу.
Я знала про пропуска – видела у Мэйбл – и попросила мать дать и мне такой, потому что пропуск выглядел важно и официально, но мама сказала, что белому человеку пропуск не нужен, мне это показалось ужасно обидным.
– А зачем вам оставаться в Йоханнесбурге?
– Пропала моя дочь, и мне надо найти ее.
– Она сбежала из дома?
Однажды, когда мне было четыре года, я сбежала из дома. Набила пластмассовый чемодан книжками с картинками и объявила Мэйбл, что ухожу. Она простилась со мной и дала сэндвич – на случай, если я проголодаюсь в пути. Потом я три квартала волокла за собой чемодан, а Мэйбл шла следом. Чемодан сломался, книжки рассыпались, и я велела Мэйбл подобрать их, а потом направилась обратно домой, решив, что убегать из дома – дело слишком хлопотное.
– Нет, она не сбежала.
Мне хотелось докопаться до сути того, что случилось с ее дочерью, но по каменному лицу Бьюти я поняла, что ни на один вопрос она больше не ответит. Придется спросить Эдит.
– Тогда почему вы не нашли здесь место учителя?
– Я пыталась, но здесь для учителей нет работы.
– О. – Мы снова замолчали, я придумывала, что бы сказать. Мой взгляд упал на ее голую руку. – Если у вас есть ребенок, то почему вы не замужем?
– Я была замужем.
Я демонстративно смотрела на ее безымянный палец.
– Замужние дамы носят золотые кольца с бриллиантами. – Единственным украшением Бьюти была серебряная цепочка с чем-то вроде медальона.
Бьюти вздохнула.
– Золотые кольца с бриллиантами носят белые женщины. Черные женщины отдают своих мужей, чтобы те добывали золото и бриллианты для этих колец.
– Мой отец работал на золотой шахте.
– Мой муж тоже работал на золотой шахте.
– О! Интересно, они знали друг друга? Может, он тоже был “малый” моего папы?
Бьюти мрачно улыбнулась:
– Когда мой муж умер, ему было сорок девять лет. Не мальчишка.
Я уже приготовилась объяснить Бьюти, что все черные, кто работает под землей, называются “малыми”, – точно так же, как “малыми” зовут садовников, – но она выглядела такой рассерженной, что я оставила эту тему.
Бьюти поднялась. Потянулась к моей тарелке, но я придвинула ее к себе – я любила вылизать тарелку дочиста. Когда я двигала тарелку, ложка упала, и клякса овсянки шлепнулась мне прямо на юбку школьного платья. Я тут же затерла испачканное место, не желая, чтобы Бьюти это увидела. Она ушла в кухню, вымыла свои миску и ложку и поставила их в сушилку. Когда она вернулась, Элвис пронзительно кричал в накрытой покрывалом клетке.
Эдит забыла снять тряпку, и Элвис обиженно верещал: “Элвис покинул здание! Элвис покинул здание!” – сообщал, что пора избавить его от темноты.
– Что это? – Бьюти схватилась за грудь, уставясь на огромную клетку, скрытую покрывалом.
– Это Элвис.
– Что это – Элвис?
– Элвис – не “что”. Элвис – “кто”.
– И кто это?
– Элвис – попугай Эдит. Серый жако, она назвала его в честь Элвиса Пресли. – Бьюти непонимающе смотрела на меня, и я пояснила: – Элвис. Знаете? Который Король?
– Король? Англии?
– Не-ет! Король рок-н-ролла! Ну и ну, а еще говорите, что учительница. – Я подошла к клетке и стянула покрывало.
Элвис поднырнул головой и выдал свое обычное “Спасибо! Спасибо!”. Я заметила, что в его чашке пусто.
– Вам надо дать ему семечек. Он хочет есть.
– Hayibo! Говорящая птица. – Бьюти открыла рот и не сводила глаз с клетки.
– Да, и вам надо покормить его.
– Нет. Я не буду иметь никаких дел с говорящей птицей.
– Почему?
– Это неестественно. Разговаривают только люди.
– Ну и глупо. – Я вздохнула. – Ладно, я его покормлю. Он все равно не любит черных. – Я достала из тумбы жестянку с семечками и насыпала в чашку Элвиса, тщательно очистив ее перед этим от шелухи, как учила меня Эдит.
– Почему?
– Что “почему”?
– Почему эта птица не любит черных?
– Потому что черные убивают белых.
– Ты думаешь, белые не убивают черных?
– Не убивают.
– А те люди, которых арестовала полиция, те, про которых сказали, что они убили твоих мать и отца, – как, по-твоему, они умерли?
– Эдит сказала, что они выпали из окна полицейского участка в Брикстоне. Это был несчастный случай.
Бьюти хмыкнула.
– Да, сейчас многие черные по несчастливой случайности выпадают из окон.
Я не нашлась, что на это ответить.
– Ты испачкала форменное платье, – заметила Бьюти, кивнув на бурое пятно, размазанное по бело-синей клетке.
– Да ничего. Мне так даже больше нравится, – соврала я.
Закончив с Элвисом, я удрала в комнату, сняла платье и изучила повреждения. Пятно выглядело отвратительно.
– Как от какашки, – заметила Кэт.
– Вижу! – взвыла я. – Как его отчистить?
– Попробовать отстирать?
Мы подождали. Бьюти открывала и закрывала шкафчики, потом включила радио, и мы шмыгнули в ванную. Я сунула в сток затычку, налила полную раковину воды и погрузила в нее половину платья. Взяла кусок желтого мыла “Санлайт” и потерла им пятно.
– Ничего не получается, – констатировала Кэт.
