Она свозила меня на могилу родителей, но только после того, как спросила, хочу ли я съездить туда, где закопаны в гробах мои родители. Ей явно хотелось избежать еще одной сцены, и она желала убедиться, выдержу ли я. Когда я сказала, что выдержу, мы забрались в ее машину и предприняли короткую поездку на кладбище Уэст-Парк, где покоились мама с папой – по настоянию Эдит, рядом с моими бабушкой и дедушкой.
На могилах лежали маленькие венки, без имен: до установки могильных плит должен был пройти год. Я думала, что там, где зарыты в землю тела мамы и папы, я почувствую себя ближе к ним, но рядом со свежими холмиками не ощутила и намека на их присутствие. Я хотела заплакать, ведь Мэгги объяснила, что слезы – это способ показать родителям свою любовь, но не смогла выжать из себя ни капли. Кэт тоже проявила удивительный стоицизм.
Эдит вернулась из кухни со стаканом кока-колы и поставила его на поднос с моей стороны стола. Потом села напротив, держа в одной руке зажженную сигарету и наполненный до середины бокал вина – в другой. Я настороженно уставилась на бокал.
– Солнце уже зашло. Я вполне имею право на бокал вина, так что нечего смотреть на меня как солдат на вошь. Даже Ной в Библии пил вино. Ты слышала, что говорил тот поп во время своей жалкой речи на отпевании?
Я не ответила. Эдит демонстративно отпила вина и продолжила:
– Нам с тобой надо поговорить, и, думаю, я должна начать с извинений.
Я ждала.
– Я немного сошла с рельсов и наверняка напугала тебя. Прости меня. Я знаю, какими трудными для тебя были последние недели. Это все из-за того, что у меня нет ответов. Я знаю, что когда ты ребенок, то тебе кажется, будто взрослые все знают, но мы не знаем все. Не совсем все. Я понимаю, умерли твои родители. Но твоя мама была моей сестрой, и хотя я не особо любила твоего отца, он был ее мужем, и я не желала ему смерти, тем более такой. – Теперь, когда слова пришли, Эдит будто не могла остановить их. – Это, конечно, плохо, но и мне пришлось отказаться от своей работы, своей свободы…
– Я тебе не нужна. – Я не собиралась произносить этого, но слова зародились в гнойной ране моей боли и вырвались сами собой. Я не могла горевать по родителям, не приняв ужасного чувства отверженности.
– Откуда у тебя такие мысли? – Эдит покраснела.
– Ты взяла меня к себе только потому, что у меня нет других родственников. Если бы меня можно было кому-нибудь отдать, ты бы отдала.
– Неправда.
– Правда. Я слышала, как ты говорила Виктору.
Эдит затянулась, пальцы дрожали, и выражение ее лица изменилось, затвердело, стало как будто решительным. Буркнув “Черт!”, Эдит взяла бокал и вышла на кухню, где наполнила его доверху.
– Хочешь еще колы? – крикнула она.
– Нет, спасибо.
Эдит вернулась и сделала основательный глоток из бокала.
– Ладно. Раз уж мы говорим по-честному, я на самом деле не хотела тебя брать к себе.
Вот. Она призналась. Я думала, мне станет легче от правды и от сознания собственной правоты, но я ошибалась. Эдит увидела, как у меня задрожала нижняя губа, и придвинулась ко мне. Обхватив мои руки, она подождала, пока я не подниму на нее глаза, и только потом продолжила:
– Но все не совсем так. Не тебя я не хотела брать. Я не хотела брать на себя ответственность за ребенка, ответственность стать родителем. Я вообще никогда не хотела детей, даже своих собственных, и вдруг я обнаружила, что должна вести себя как мать, заботиться о ребенке… Мой самый страшный кошмар стал явью. Да, мне этого совсем не хотелось. Но тебя… тебя мне хотелось взять к себе. Понимаешь разницу?
Я обдумала услышанное. Разницу я вроде как понимала.
– Это как на ярмарке с каруселями. Хочешь съесть гору сахарной ваты, но не хочешь, чтобы тебя потом вырвало?
Эдит рассмеялась.
– Немножко да. Если совсем честно, я до смерти боюсь навредить тебе. Как будто мне дали чудесное дитя – умное, смешное, чудесное дитя, – а я понятия не имею, как тебя растить, не поломав, понимаешь? К тебе не прилагалась инструкция.
Я улыбнулась.
– Папа никогда не читал инструкций. Он говорил, что гораздо интереснее самому додуматься, что и как.
– Да уж, в этом весь твой отец. Ему понадобилось умереть, чтобы дать мне понять, что у нас с ним есть что-то общее.
– У вас общее – я.
– Это правда. Святая правда.
Мы с ней посидели в тишине, лишь Элвис шуршал перьями, прихорашиваясь.
Эдит снова заговорила:
– Дело обстоит так. Мне, чтобы растить тебя должным образом и свести к минимуму вред, который я тебе, сама того не сознавая, причиню, нужны две вещи. Во-первых, доход. Во-вторых, душевное равновесие. Добыть первое вроде не так уж трудно, но у меня, кажется, нет опыта и знаний, чтобы служить в какой-нибудь конторе. И если честно, слава богу, потому что я не смогла бы выполнять всю эту работу, не умирая понемножку каждый день. Ты можешь меня понять?
– Но ты говорила, что нашла место секретарши!
– Ах, это! – фыркнула Эдит. – Вранье для Вильгельмины.
– Ты же сказала, что отвезла документы ее шефу.
– Отвезла. Весьма официального вида документы, спасибо одному моему другу, он сделал мне большое одолжение. Но для душевного равновесия мне нужно снова стать стюардессой. Я люблю путешествовать, люблю свободу. Это моя жизнь, это я сама, и если отнять эту работу у меня, я превращусь в нечто бесполезное.
Эдит закурила еще одну сигарету и тут же положила ее в пепельницу. Кажется, мы приблизились к главной теме разговора.
– Мне, наверное, осталось всего пять лет, потом я стану слишком старой для полетов, так что я должна использовать оставшееся время по полной. – Эдит взглянула на меня, и я кивнула. – Но проблема в том, что я не смогу летать, если мне надо приглядывать за тобой.
– Я могу летать с тобой.
– Эх, заяц, мне бы этого хотелось, но… Ты со следующей недели пойдешь в школу, и мне нельзя брать тебя с собой, да если бы и можно было, ребенку нужна стабильность. Это даже я понимаю.
– Так что ты собираешься сделать? Отдать меня куда-нибудь? – Мой голос дрогнул. Мы читали про приюты, и я знала: мы с Кэт лучше сбежим, чем согласимся там жить.
– Конечно, нет! Выкинь это из головы немедленно. Слушай меня, Робс: ты моя, а я твоя. Что бы ни случилось с этой минуты, как бы мы ни доводили друг дружку, мы приклеены друг к другу, окей? Ты не сможешь от меня избавиться.
Я вытерла выкатившиеся из глаз слезы и кивнула.
– Но чтобы присматривать за тобой, мне нужна помощь. Я ограничу свои рейсы как смогу, но меня все равно подолгу не будет дома. Значит, мне надо найти кого-то, кто будет присматривать за тобой, пока меня нет.
– Виктор может присмотреть за мной. Мне нравится Виктор.
