– Да, – говорит Мэгги. – Наводка на того человека из Мофоло оказалась полезной. Его кодовое имя Лихорадка, и мои источники сообщают, что Номса и Фумла с ним. Они еще не покинули страну. Похоже, они будут прятаться в Венде до тех пор, пока не смогут без лишнего риска пересечь границу с Родезией.
– Прекрасная новость. – Я уже приготовилась к худшему. – Номса невредима?
– Она была ранена во время восстания в прошлом месяце. Глубокий порез в нижней части лица, но рану удалось зашить, все заживет. В остальном она в добром здравии.
– Какое облегчение!
– К сожалению, есть и тревожные новости.
– Какие же?
– Говорят, что как только она пересечет границу, ее пошлют в лагерь УС, на обучение.
– Лагерь УС?
– Простите, я забыла, что вам все это сравнительно в новинку. УС – это сокращение от Umkhonto we Sizwe, или “Копье нации”, как его еще называют. Это вооруженное крыло Африканского национального конгресса, они организуют в африканских странах военные лагеря, где обучают агентов
[70].
– Кого обучают?
– Боевиков. Кажется, Номса и ее подруга тоже записались. Вероятно, Лихорадка – вербовщик, и вот он туда их забирает. В военный тренировочный лагерь.
На мое сердце словно обрушились всей своей тяжестью Драконовы горы. Правительство запретило “Копье нации” как террористическую организацию, и если ее члены попадаются, то из них пытками выбивают информацию, а потом расстреливают. В лагере Номсу научат убивать гражданских, а значит, за ней ежечасно станет охотиться, как за диким зверем, тайная полиция белого правительства, которая не успокоится, пока не убьет Номсу.
– Надо забрать ее оттуда. Надо спасти ее, пока не поздно.
– Мы не можем этого сделать. Бьюти, есть еще одна проблема. Посерьезнее.
– Какая?
– Мой осведомитель в полиции шепнул мне, что кто-то донес на нас. Скоро за этим домом установят наблюдение. Единственное, что не дает агентам ворваться сюда и арестовать нас всех немедленно, – это авторитет, которым Эндрю пользуется в международном сообществе.
– Сколько у нас времени?
– День-два, не больше, а потом за нас возьмутся всерьез. Мы выработали план для всех, кто здесь живет, и прямо сейчас, пока мы говорим, они перебираются отсюда, но мой контакт не готов предоставить вам документы вроде тех, которые у него есть для всех остальных. За ним наблюдают, ему приходится быть осторожным.
– Бумаги меня не волнуют. Мы должны найти Номсу до того, как она пересечет границу.
– Мы не сможем найти ее, если вас схватят и бросят в тюрьму. Вам нужен действующий пропуск. Для вас это единственная возможность оставаться в Йоханнесбурге, пока мы пытаемся вернуть Номсу. Я отправила своих людей поискать вам место служанки, чтобы у вас были действующие документы. Но надо переместить вас в безопасное место, пока шумиха не уляжется.
– Я могу жить у Андиля в Соуэто.
– Слишком опасно. За семьями организаторов марша пристально следят – на случай, если бунтовщики вернутся. Вы – новое лицо, которое возбудит подозрения полиции.
– Прошу вас, Мэгги, прошу: скажите, где моя дочь.
– Боюсь, что не могу сделать этого, Бьюти. Простите, но для вас перемещаться по стране крайне опасно, а подвергать вас риску я не готова. Мои люди приглядывают за Номсой. Сейчас она в безопасности, а если куда-то двинется, мы об этом узнаем. А тем временем…
На телефоне, стоящем на столе, загорается лампочка: Мэгги звонят. Звонка здесь нет, его убрали, чтобы из кабинета не было слышно ни звука. У этого телефона специальная линия и номер, к которому имеют доступ очень немногие. Мэгги снимает трубку, несколько минут слушает, а потом возвращает трубку на рычажки.
– Все хуже, чем мы думали. Полиция уже едет. Вам надо выбираться отсюда. Торопитесь!
Мэгги вызывает Кгомотсо, тот влетает в комнату. Мэгги кивает ему, и он понимает этот знак. Что бы ни случилось, они готовы, и он знает, что делать. Мэгги уже набирает другой номер и кричит мне, пока Кгомотсо тянет меня прочь из комнаты:
– Поговорим потом!
Снизу раздается крик, кто-то колотит в дверь.
– Черт. – Мэгги снова со стуком бросает трубку. – Назад, оба! Я запру вас здесь. И ни звука.
Дверь за ней захлопывается. Сердце мое стучит глухо, как шаги на могиле.
25
Робин
23 июля 1976 года
Йовилль, Йоханнесбург, Южная Африка
Мы с Кэт выволокли пишущую машинку (нежно-голубую “Оливетти” с белыми клавишами) из-под кровати Эдит и водрузили ее на обеденный стол, рядом с огромным словарем, который Эдит использовала как дверной упор.
До этого мы успели быстренько пробежаться по району в поисках возможной работы, и две позиции привлекли наше внимание. Мистер Пападопулос из закусочной, где подавалась рыба с картошкой, и парикмахерша в двух кварталах от нас выставили в окнах объявления “Требуется помощник”, и мы сочли, что я отлично подойду для обоих мест.
Мое первое заявление о приеме на работу, после часа, проведенного в трудах, выглядело так:
Уважаемый мистер Попадопалус Пупадопалис,
Я слышала, что вам нужен помощник в закусочную, где рыба и картошка. Я знаю, что кроме рыбы вы делаете финики, которые не финские люди, а большой изюм. Эдит говорит, что финские люди говорят “этта”, пьют водку и одеваются как сутенеры.
Я подхожу для этой работы, потому что:
1. Мой папа брал меня на Ваальское водохранилище и я поймала карпа на веточку с кашей, потому что не люблю трогать червяков. Я буду ловить вам рыбу каждый день и ни одного червяка не убью.
2. Я люблю картошку.
3. Я смогу пропускать школу потому что моя сестра-близнец Кэт будет притворяться, что она – это я.
4. Если у вас нет денег вы можете платить мне едой, вином, лаком для ногтей и губной помадой.
5. Я прилежный работник и не стану прятаться на дереве, не упаду оттуда и у меня не пойдет кровь как тогда, с балетным уроком.
6. Я умею говорить по-гречески, потому что меня научила Эдит. Я умею говорить “фила му то коло”
[71]. Не уверена, что написала правильно потому что этих слов нет у Эдит в словаре. Может быть это плохие слова потому что Эдит смеялась, когда говорила их.
Пожалуйста, возьмите меня на работу. Мы не хотим, чтобы нас забрали потому что мы бедные и нам негде жить.
