Нет, правильно от нее отделывается Зина. Продать надо эту телегу и купить нормальный «жигуленок», «копейку». И дешево, и сердито! И в глаза не так бросается… наверное.
Тем временем пленники оклемались и начали оглядываться по сторонам, соображая – где оказались и что им предстоит. Чтобы не слишком затруднять их с прогнозами, я сразу взял быка за рога:
– Мрази поганые, как вы оказались у меня дома? И самое главное – зачем?
Молчание. Переглядываются, смотрят друг на друга и на предводителя, презрительно сплюнувшего сгустком крови едва мне не на сапог. Дурашка! Разве так себя ведут, когда ты связан, в лесу, ночью? Да ты молить меня должен! Умолять оставить в живых! И по фигу мне твои понты!
Вспомнив о том, что у меня есть замечательный детектор лжи, я пошел к пассажирскому месту и достал оттуда здоровенный топор, скорее всего мясницкий – ржавый, хотя и довольно-таки острый. Зачем он лежал в гараже бывшего военврача, я не знаю. И в принципе – даже знать не хочу. Там были еще два топора – плотницкий, плохо насаженный на рукоять (видимо, рассохся), и маленький туристический топорик, которым только в заднице ковырять – ибо он тупой и кривой. Я взял мясницкий, тем более что он страшнее, похож на топор палача.
– Сейчас я одному из вас отрублю ногу, – буднично сообщил я. – После этого снова начну задавать вопросы. Итак, кому рубить? Считалочку знаете? Вышел немец из тумана… вынул ножик из кармана… буду резать, буду бить! Выходи, тебе водить!
Я замахнулся, примериваясь к колену одного из этих мудаков, но он завизжал, тут же пообещав все рассказать. И рассказал. И так рассказал, что у меня застыла в жилах кровь и оледенели руки.
Как я и догадался, адрес дала Оля. Она открыла дверь этим тварям, думая, что вернулся я. Глупенькая девочка, ведь сказал же ей – вначале спрашивать и только потом открывать! Но что теперь поделаешь… в принципе, они бы и так вошли, дверь там чистое недоразумение – врезал, она и слетела с петель. Другое дело, что шум устраивать им было вроде как и ни к чему. Так что шанс у Оли выжить был. Если бы не сглупила…
Ей тут же закрыли рот, а потом… потом начали насиловать и пытать. На шум вышла мать этого выродка, попыталась Олю отбить, попыталась кричать – себе на беду. Ее ударили, придушили, а потом зарезали. Оля им грозилась, говорила, что я всех их убью, что я сильный и ловкий и что, если они ей что-нибудь сделают, им конец. Но потом только мычала и дергалась, когда ее мучили. Страшно мучили. И выпытывали про меня – кто я, где живу, с кем живу. А когда узнали, что я живу у профессора, известной и богатой докторицы, старший сказал, что это большая удача – убьют сразу двух зайцев. И бабла приподымут, и мне отомстят.
Когда Оля уже не могла говорить, они ее убили. Предварительно наизмывавшись всласть. Даже слышать было страшно, что они с ней сделали. И больше всех старался их старший, который сейчас постоянно перебивал рассказчиков и угрожал, что, когда все закончится, он вырежет подельникам сердца. Пришлось его немного попинать – так, не до смерти, а только чтобы затих и не мешал.
В общем, потом они обшарили квартиру матери этого морального урода, забрали все деньги, все ценности, что нашли, в том числе сережки Оли, вырвав их у нее из ушей, и ее колечко. Старший все время возмущался, что мамаша, тварь, припрятала деньги, а они у нее должны быть – он точно знает, что та отложила «на смерть» приличную сумму.
Затем они поехали куда-то «на хазу» в Глебучев овраг – там всегда полно хат, готовых принять такую мразь. Было всегда полно – в двухтысячных Глебучев овраг весь посносили, все эти халупы, частные дома – все под бульдозер. Вся мразь рассеялась по городу…
«На хазе» добыли обрез, затем дождались ночи и поехали меня с Зиной убивать. Простой до тупости план, но, как ни странно, он вполне мог увенчаться успехом, если бы на моем месте был неопытный человек. И менее сильный и тренированный. Твари взяли бы нас в плен, пытали бы, забрали бы деньги и драгоценности, а потом ушли, предварительно вынув из нас кишки.
Вот тебе и спокойный 1970 год. Просто зашибись! Хотя чему я удивляюсь? Разве в семидесятые не было преступлений? Разве не было маньяков-убийц и насильников? Уличных грабителей и воров? Это в детстве смотришь на все сквозь розовые очки, а когда становишься взрослее, то понимаешь – мир не так красив, как это кажется ребенку.
Впрочем, детство у всех разное. Мое было сытым и счастливым. Меня любили, меня берегли, а что для ребенка может быть важнее? Впрочем, и не для ребенка тоже.
Узнал я, как они ушли из суда. Да, все было именно так, как мне описал адвокат. Вырубили конвойников, каждый из которых едва доставал самому низкому из преступников до подбородка. Пришибить дурачков не стоило ни малейших усилий, особенно если ты мастер спорта по боксу. Пусть и бывший, пусть и пропивший свое умение. Совсем его пропить нельзя… как нельзя разучиться ездить на велосипеде.
Вообще-то только сейчас я стал понимать, как мне повезло, – если бы этот гад успел выстрелить… Хм… и тут же понял – а не мог он стрелять! Потому и не выстрелил! Если бы он пальнул – поднялся бы шум, соседи начали звонить в милицию! Это в девяностые годы все бы только попрятались за занавески и оттуда опасливо смотрели на поле битвы. Здешний народ тут же вызовет ментов, те же самые соседские бабки, с удовольствием доносящие до сведения власти о негодяях, категорически мешающих жить советскому человеку.
Возможно, что я и сам автоматически рассчитал ситуацию, потому так очертя голову и кинулся вперед, на врага. Ну… такая вот у меня «отмазка» на мою героическую глупость.
Оленька, Оленька… не потому она меня им сдала, что хотела освободиться от мук. Хотя и это тоже. Она хотела, чтобы я за нее отомстил. Поняла, что живой ее не оставят, и передала мне послание – что она верит в меня и что я самый лучший, самый сильный, самый, самый, самый… Сердце сжалось и заныло…
– Ты обещал нас отпустить, если расскажем! – хрипло каркнул рассказчик, круглыми от ужаса глазами следя за тем, как я поигрываю мясницким топором, будто прикидывая, что гадам отсечь.
– Я не обещал вас отпустить… – медленно сказал я, глядя на сереющее небо. Скоро рассвет… – Я обещал оставить вас живыми. И я выполню обещание.
Повернулся и пошел на старую вырубку. Нашел то, что мне было нужно, замахал топором. Потом достал нож.
Когда вернулся к пленникам, обнаружил, что они пытались сбежать, – один подкатился к другому и, похоже, пытался развязать путы. Зря. Я затянул их намертво.
А небо совсем уже стало серым. Пусть и осень, но ведь еще сентябрь! Снова затолкал кляпы в рот подонкам, завязал предусмотрительно захваченной веревкой. Подонки вопили, звали на помощь, но я не обращал внимания.
Затем взял их за ноги и отволок к приготовленным кольям. Хорошим кольям, крепким – с корнями в земле. Осины, выросшие на краю вырубки, толщиной сантиметров пять-шесть. Я обрубил у них верхушки, зачистил от веток, ошкурил. Получилось хорошо, профессионально, будто каждый день готовлю колья для подонков.
