– Все будет хорошо, – пообещал я, подходя к ней.
Мне не нравилось то, что я видел. Пульс под сто пятьдесят. Редкое, затрудненное дыхание. Серое от бледности лицо. Расширенные зрачки. Судороги. Острая боль. Рвота. Это было отравление – но что именно его вызвало?
Я обратил внимание на кофейный столик, стоявший чуть поодаль. Похоже, чаепитие закончилось совсем недавно, слуги даже не успели убрать посуду: тарелку с морковным кексом, две чашки, одну из которых украшал отпечаток бледно-розовой губной помады… Я схватил вторую. К счастью, в ней оставался чай.
– Что там? – напряженно спросил Эйзенхарт, наблюдавший, как я допиваю отраву.
– Цикута.
Неизвестная дама ее не пожалела. Удивительно, как леди Эвелин была еще жива.
Эйзенхарт побледнел.
– «В моей смерти будешь виноват ты», – пробормотал он.
– Понадобится промывание желудка, – я обратился к дворецкому. – Велите подогреть воду. Много воды. Принесите порошок активированного угля или хотя бы угольные бисквиты. Заварите крепкий кофе. Если в доме есть барбитуратовое успокоительное, принесите и его на всякий случай.
Мои указания не нашли отклика, пока леди Эвелин не подозвала девушку к себе.
– Дора… – никто из нас не слышал, что она прошептала, но блондинка кивнула и бросилась прочь из комнаты, выталкивая вслед за собой и дворецкого.
Через минуту она вернулась и протянула мне шкатулку с лекарствами. На пожелтевших от времени картонных упаковках стояла храмовая печать: первое время после воскрешения людей, как правило, мучили ужасные кошмары, поэтому дрозды не скупились на снотворное. Похоже, кто-то из родственников леди Эвелин умер не своей смертью и был возвращен в наш мир. Но сейчас было не время об этом думать.
– Врач в пути. Все, что вы просили, сейчас принесут. Я могу помочь как-то еще?
– Можете сказать, кто был здесь до нашего прихода, – попросил Эйзенхарт.
– Мэриголд, – ответила вместо нее леди Эвелин. Ее состояние ухудшалось, посиневшие губы едва справлялись со словами. – Мэриголд Хоторн. Она видела нас в саду.
Мне это ни о чем не говорило, но вот Эйзенхарту… Детектив изумленно замер:
– Это невозможно.
Потоптавшись вокруг дивана, он виновато пробормотал:
– Я должен идти.
– В таком случае иди, – разрешил я. Леди Эвелин на его слова не отреагировала, вновь впадая в забытье.
В дверном проеме снова появился дворецкий, командовавший целой процессией из слуг.
– От тебя здесь все равно никакого толка… – тихо добавил я, надеясь, что Эйзенхарт не услышит.
Глава 21
Эйзенхарт
Леди Хоторн он нашел на кладбище. Черная карета с фамильным гербом стояла у ограды городского некрополиса. Темноволосый возничий, которого Виктор вспомнил по своему визиту, кивнул ему, когда он проходил мимо.
– Она там.
Леди Мэриголд сидела на скамье возле относительно свежей для этой части кладбища могильной плиты. Она должна была слышать, как Виктор подошел, но не повернула головы, продолжая неотрывно смотреть на высеченную в мраморе надпись.
«Любимой сестре».
Встав за ее спиной, Виктор с отвращением произнес официальную формулировку:
– Леди Мэриголд Хоторн, вы обвиняетесь в доведении до самоубийства, организации убийства, убийстве первой степени и покушении на убийство. Попрошу проследовать за мной в полицейское управление. Там вы сможете вызвать адвоката. До тех пор вы имеете право хранить молчание.
Сначала Виктору показалось, что она не услышала его. Он уже думал повторить, когда она произнесла:
– Я не поеду с вами в управление.
– Еще как поедете!
– Нет, – спокойно возразила она. – Не смогу.
На могильной плите лежал букет нежно-сиреневых астр. «Прощай», – автоматически перевел их значение Виктор и в ужасе повернулся к леди Хоторн.
– Что вы наделали?
– У меня осталось меньше получаса, детектив.
То, что он принял за спокойствие, оказалось слабостью. Прислушавшись, он понял, что слова даются ей с трудом.
– Потом все будет так, как должно было давно случиться. Можете остаться здесь. Или можете затолкать меня в машину, но до участка я не доеду. Не трудитесь бежать за врачом, – предупредила она. – Он ничем не поможет.
Виктор опустился рядом с ней на скамейку.
– Вы сказали, покушение на убийство. Значит, вы нашли Эвелин раньше, чем я ожидала. Она еще жива?
– Пока да, – он не стал говорить, что все могло измениться с тех пор, как он уехал из дома Гринбергов. Из растительных ядов цикута была самой опасной, и леди Мэриголд об этом знала.
– Жаль, – равнодушно бросила она.
На этот раз Виктор не сдержался:
– Она была вашей подругой!
– Она предала меня. Предала Роуз, ее память! Она и этот сукин сын…
Глаза – зеркало души. Это не красивые слова, а правда. Посмотри на ворона, и увидишь в серых глазах старого духа, много веков наблюдающего за миром через своих детей. Посмотри в глаза сумасшедшего, и увидишь… бездну.
Виктор спросил себя, как не понял этого раньше. Да, внешне леди Мэриголд казалась нормальным человеком, но глаза ее выдавали. Та страсть, которой обернулась ненависть к Герге, сожгла ее душу. Все, что осталось, – пустая оболочка, движимая одной только мыслью.
При этом для постороннего поведение леди Мэриголд выглядело адекватным. Ее речь была разумна, пусть и несколько зациклена на Герге, но это Виктор мог понять после произошедшего. Чего он не сумел вовремя понять, так это того, что иногда безумие – это просто смещение приоритетов.
Но от этого оно не становится менее страшным.
– Если все это было ради нее, зачем вы пошли таким путем? Отчего не убили самого Герге, раз он был виновен?
– Я хотела, чтобы он страдал. Так, как я, когда потеряла Роуз. И еще больше, когда его приговорят к смерти, – она перевела взгляд на Виктора. – Почему? Почему вы его не арестовали?
Виктор сомневался, что смерти любовниц причинили Герге страдания. Некоторое неудобство – да. Но не более.
– Потому что он невиновен. Ваш план был хорош: вы заранее проследили за мистером Герге и выбрали время, когда у него не будет алиби, но при этом перехитрили сами себя с этими цветами. Зачем вы их присылали?
Почему выбор пал на цветы, Виктор не стал спрашивать. Имена сестер подсказали ему ответ
[29].
– Вы должны были обратить внимание.
