Эта книга насчитывала (я проверила) целых три тысячи двести сорок страниц. Кавик однозначно посвятил нейробиохимии всю свою жизнь. А то и не одну… Последняя мысль заставила меня хрюкнуть.
Вожделенный листок я схватила нетерпеливо, но осторожно.
С него на меня смотрело то, что я ожидала увидеть, – графический шифр.
«– У вас есть все… средства… чтобы сделать информацию доступной».
Есть. Не средство, а человек.
Тамарис Хантер появилась в нашей дружной компании последней, но очень легко в нее вписалась
[3]. Веселые карие глаза, улыбка на лице; ее истории завораживали нас, как приключенческие романы, прочитанные вслух.
«Мы с Рэем – идеальная пара, – любила гордиться она вслух. – Я разгадываю шифры, а он отыскивает координаты…»
Они постоянно бывали в экспедициях, привозили из них уникальные, подчас бесценные вещи. Охотно делились подробностями походов, рассказывали о местах, в которых никто из нас не бывал. И только об истории своего знакомства загадочно умалчивали, переглядываясь, – вопрос этот, впрочем, их почему-то забавлял.
Из библиотеки я шла, спрятав заветный листок в карман и волнуясь.
«Что, если Мак сказал Лайзе? А та остальным девчонкам?»
Нет, наши не трепло: личные дела каждого – всегда личные.
И даже если Тамарис услышала обо мне дурное, ведь не откажет в помощи?
* * *
Она приехала час спустя ко мне на квартиру (я не смогла заставить себя переступить порог дома Хантеров), и сразу же, как оказалась на кухне, прилипла к листку из книги. Вгрызлась в шифр с восторгом щенка, которому подарили новую игрушку-кость.
Тами пахла спокойствием. И еще свободой. Она была человеком, у которого все хорошо, который сегодня вернется домой и примется ждать любимого мужчину; она пахла отсутствием бед. С удовольствием жевала конфету из вазочки и, не отрывая взгляда от загадочного послания, прихлебывала чай.
– Какая удивительная бумага у тебя. А откуда?
– Не могу сказать, прости.
Она не обиделась.
– Ничего, я понимаю. Знаешь, я такую графику никогда не видела – объемная и глубокая, как колодец.
«Главное, чтобы вышло достать координаты».
Я старалась ей не мешать. Заранее приготовила бумагу и ручку, обеспечила тишиной. Смотрела на незнакомый двор из окна третьего этажа, снова ощущала, что живу чужой жизнью. Дома я всегда хранила в серванте несколько сортов дорогих шоколадных конфет, а на кухне удивительный фруктовый чай. Здесь почивала гостью тем, что успела купить до ее прихода в местном крохотном супермаркете. Стыдно.
Ей хватило нескольких минут – забегал по бумаге, выводя цифры, наконечник шариковой ручки.
– Слушай, – она смотрела на то, что написала, с любопытством, – это ведь координаты?
– Да.
Какой смысл скрывать?
– Хочешь, я спрошу у Рэя, куда они ведут?
– Нет, я смогу узнать сама, – и добавила, чтобы избежать неловкости: – Спасибо.
Вот и все – мне не отказали. Сейчас она уйдет – я останусь здесь. Ни зайти домой, чтобы переодеться, ни даже позвонить… Вдруг Дэлл все еще там? Я не хочу разборок, сейчас просто не смогу их выдержать.
– Что-то не так?
Она заметила мой напряженный и, наверное, невеселый взгляд.
– Все нормально. Как… Рэй?
Нужно было что-то спросить. Плюс, вопрос с двойным дном – может, слухи обо мне уже начали расползаться?
Но Тамарис спокойно качнула головой:
– Он сейчас там, в Мирстоне. Почти не появляется дома, так что я пока сижу одна и скучаю.
– Ясно.
Она крутила в руках старую фарфоровую чашку с отколотым краешком и тонкой, как волос, трещиной.
– Ты извини, – не удержалась я от колыхнувшегося чувства вины, – это не мое. Я… нашла здесь лучшую.
– Все хорошо. Это ведь… не твой дом, да?
– Нет.
Она смотрела внимательно, а я проворно избегала взгляда. Пройдет несколько секунд, она перестанет смотреть, отступится. Потому что, даже если понимает, что что-то не так, в душу лезть не станет – не принято. У нас своих в беде не оставляют, но и вытряхивать из тебя просьбу о помощи, если не шагаешь навстречу, не будут. Все правильно. Она и посидит, и уйдет. А я, возможно, этим вечером пойду или поеду очень далеко – в другой мир. Оставлю Нордейл за спиной, шагну прочь из Мира Уровней в неизвестность…
«И, может быть, никогда уже обратно не вернусь».
Мысль эта прошелестела ровно, не вызвав никаких эмоций. Дальние походы – всегда риск, – а уж походы в одиночку… Жаль только, что здесь останется на моей судьбе черное пятно, которое не оттереть. На Дрейка я больше не полагалась – он не в счет. А слова в защиту и сказать некому.
И вдруг спросила, не удержалась:
– Скажи, а обо мне уже поползли слухи?
– Какие слухи?
Она удивилась искренне, по-настоящему. Значит, не успели.
– О том, как я изменила Дэллу.
– Что?
Ее рот приоткрылся от удивления, брови взлетели вверх. А я встречала ее взгляд стойко, будто в меня вставили стальной стержень. И неожиданно для себя решила – пусть останется хоть один человек, который знает правду. Который однажды, если вдруг меня начнут поливать грязью, встанет и скажет: все было не так!
– Можно я кое-что тебе расскажу, Тами?
Мне нужно было исповедаться. Нужно было оставить после себя ниточку, способную однажды распутать для Дэлла клубок. Если он выживет. Если я выживу. Я не собиралась умирать, но кто знает.
– Может быть, тебе никогда не пригодится эта информация. А, может, пригодится. Мне будет спокойнее уходить… так. Хорошо?
– Конечно.
У нее красивые глаза – карие, но не темные, а светло-коричневые. Чуть темнее миндаля.
* * *
Спустя несколько минут она прервала меня, не удержалась.
– Как можно было предложить такой идиотизм?! – и ее возмущение целительным бальзамом пролилось на мою душу. – Это же бред! Полный! Да и просто… бесчеловечно.
– Дрейк хотел… как лучше.
– Лучше?!
А на ее лице такое отвращение, что мне впервые захотелось рассмеяться.
– Ты же знаешь, он не человек, он мыслит… иначе.
– Сильно… иначе.
Мы молчали. И впервые в жизни у меня как будто был настоящий друг – человек, который чувствовал, как я.
– Не знаю, может, зря я… отказалась… Дальше.
