Аркаша и Пашка захлопали в ладоши.
— Ты гений, Заури! — закричал Пашка. — Тебе в цирке выступать надо!
— Рано ей еще выступать, — ответила за рабыню симферопольская бабушка.
— Конечно, рано, — согласилась Заури.
— Садись за стол, — сказала бабушка, — положи яблоки на место и постарайся вспомнить.
— Я ничего не помню!
— Каждый человек что-то помнит. Где ты раньше жила?
Заури вернулась к столу, положила яблоки в вазу.
— Я жила на сиенде, — сказала она. — Наша сиенда лежит на берегу реки Врог в провинции Альела на нашей планете.
— На какой?
— Я не знаю, как вы ее называете, но у нас на сиенде ее никак не называли. Зачем называть свой дом домом?
— А что такое сиенда?
— Сиенда — это место, где живут, где сеют зерно и сажают деревья.
— Как здесь? — Аркаша обвел рукой вокруг себя.
— Нет, что ты! Сиенда — это очень большое место. Там живет тысяча человек, может, даже больше.
— А кто там начальник? — спросил Пашка.
— Как так — начальник?
— Кто говорит — что делать, куда везти, куда ставить…
— Господин Панченга Мулити, кто же еще? — удивилась девушка. — Он и говорит, он награждает и наказывает.
— И твои родители тоже там живут?
— Не надо меня расстраивать. — Заури шмыгнула носом. — Я никогда не видела ни мамы, ни папы!
— Они умерли?
— Я не знаю, что с ними случилось. И нет ни одного человека, который захотел бы сказать мне правду! Сколько я себя помню — я всегда только презренная рабыня. Меня можно обидеть, избить, продать и даже убить.
— Так не бывает! — возмутился Пашка.
— Все бывает в нашей Галактике, — возразила бабушка. — Галактика большая, разные люди, разные обычаи…
— Неужели тебе никто не сказал, откуда ты появилась на этой самой сиенде? — спросила Алиса, подходя к веранде.
— А там много таких, как я. Нас так и зовут — найденыши. Только неизвестно, где нас нашли, кто нашел. Мне кажется, что я иногда вижу маму во сне. Но лица ее никак не могу разобрать.
— И больше ничего? — спросил Аркаша.
— Я помню, как ходила в поле собирать колоски, как пропалывала курпицу, как собирала ягоды выри, я помню, как стирала и гладила. Но все это — уже на сиенде.
— А почему ты не спросила у взрослых?
— У каких взрослых? — печально улыбнулась Заури.
— Ну там же есть воспитатели, учителя, врачи…
— Зачем воспитатели и врачи рабам? Если раб умрет, на его место придет другой. Вот и все.
— Позор! — произнес Пашка.
— А я к этому привыкла, — сказала Заури. — Я и не знаю другой жизни. Когда я была поменьше, я иногда спрашивала у надсмотрщика: «Кто я такая? Откуда я? Где мои отец и мать?»
— А он?
— А он бил меня за это. Такие вопросы задавать нельзя.
— И больше спросить было не у кого?
— Мы жили в большом доме, где была одна комната. В этой комнате стояло сто кроватей. Мы все там были одинаковыми — никто из нас не знал своих родителей. И мы были уверены, что родились в этой самой комнате. Там у нас был уголок для самых маленьких. Иногда утром мы просыпались, а на свободной кровати лежит новенький малыш. Мы думали, что он появился, пока мы спали.
— Странно, — сказал Пашка. — В наши дни в цивилизованном обществе этого не бывает.
— А кто тебе сказал, что она жила в цивилизованном обществе? — спросил Аркаша.
— Погодите, мальчики, — сказала Алиса. — Не мешайте Заури рассказывать. Ведь интересно!
— Я не знаю, что рассказывать. Я же другой жизни не знала, для меня это все было обыкновенно…
— Тогда рассказывай по порядку. Какой был у тебя день. Кто вас кормил, кто вас будил, как вы ели, что делали потом, — сказала бабушка.
— Будили нас колоколом, — сказала Заури. — Колокол начал бить — скорей вскакивай. И беги мыться. Потому что умывальников мало, а умыться надо всем. Не успел первым к умывальнику, можешь остаться без завтрака. Утренний суп и кашу принесут, а потом унесут. Кто опоздал, тот голодный.
— Я бы лучше не мылся, — сказал Пашка.
— А госпожа Чистоль придет! Она у всех руки проверяет и ногти. У кого грязные — десять плетей, не хочешь? Настоящие плетки, не игрушечные.
— Что? Вас били? — возмутился Пашка. — Детей били?
— И правильно делали, — сказала рабыня. — Если нас не бить, мы распустимся, вообще ничего делать не будем. Я это знаю. Человек только из-под палки и работает.
— А ты здесь яблоками жонглировала, — спросила Алиса, — тоже из-под палки?
— Если не тренироваться, — рассудительно ответила девушка, — то разучишься. А разучишься, никому не будешь нужна. Вот тебя и отправят в подземелье горную пряжу чесать. Там ты от кашля и помрешь. Там все помирают.
— Темная сила! — сказал Пашка. — Откуда только тебя привезли!
— Погоди, Пашка, не мешай человеку, — остановила его Алиса.
— Я могу и не рассказывать, — заявила девушка. — Чего я буду рассказывать, все равно твой Паша не верит.
— Рассказывай, — смилостивился Пашка. — Только коротко и правдиво.
— А я по-другому и не умею.
Девушка хлопнула себя по щеке — убила комара. Потянулась, зевнула, прикрыв рот ладошкой — видно, хотела спать, но не могла признаться в этом, потому что остальным было интересно слушать ее рассказ.
— Потом нас всех, — продолжала 3аури, — и сытых и голодных, гнали на работу. До обеда. Кого в поле, кого в мастерские — каждому работа найдется, даже самому немощному, даже самому маленькому.
— А какая работа?
— Обыкновенная. Тростник резать, грядки перекапывать, вредителей с листьев собирать, мешки с удобрениями носить — мало ли работы в поле?
— И за вами взрослые смотрели?
— Не дети же! — Заури даже рассмеялась. — Потом, как пообедали, кто обратно на работу, а кто в школу. Я в школу ходила, я умная, потому и живая, а которые глупые и в школу не ходили, они обязательно помирали — от усталости. А я в школу ходила, вот теперь считать умею и немного читаю.
— Значит, ты в школе училась читать и писать?
— Я в школе много чему училась, — сказала девушка. — В школе человека на все пробуют — вдруг в нем выгодная способность отыщется, и тогда его можно будет дорого продать. Нас и считать учили, и рисовать, и бегать, и прыгать — все пробовали.
— А ты хотела отличиться? — спросила бабушка.
— Конечно. Я хотела, чтобы меня продали.
