— Вкусно… Очень, — отвечаю я.
— Я тоже так думаю, — улыбается Рома.
Рома подхватывает меня и сажает на стол. Теперь мне не приходится задирать голову кверху: наши лица на одном уровне. Не могу отвести взгляда от лица Ромы: широкая улыбка полностью перекраивает его черты лица, превращая Беса, которого я знаю, в кого-то другого, незнакомого, но притягательного. Только глаза горят всё тем же нетерпеливым тёмным огнём.
— Странно смотришь, Снежинка. Начинаю думать, что тебе не всё равно, — усмехается Рома.
— Нет. Не всё равно.
Рома запускает пальцы в мои волосы, сжимая пряди, и целует уголок губ, легко и мягко касается щеки и быстро пробирается к шее, целуя уже более жадно.
— Давно поняла? — шепчет он на ухо и дразнит кончиком языка за ушком.
— Не знаю… Но совсем недавно окончательно в этом убедилась.
— Снежинка моя…
Глаза сами прикрываются и хочется записать это мгновение на плёнку, чтобы потом ставить его на повторное воспроизведение, но в ноздри забирается запах горелого теста.
— Рома, твои блинчики горят, — упираюсь кулачками в его грудь, но сдвинуть его, прижимающегося всё теснее, просто нереально.
— Плевать. Пусть горят.
— А мне не плевать. Мне ещё никто на завтрак блинчиков не жарил…
— Да неужели? Я первый? — пытливо вглядывается в глаза.
Согласно киваю.
— Хоть в чём-то я первый.
Рома открывает форточку, чтобы проветрить воздух на кухне, и выкидывает горелое тесто. Гора панкейков на тарелке неуклонно растёт.
— У меня нет кофе машины, но я могу сварить тебе кофе. Тебе послаще?
— Нет, хочу такой же, какой пьёшь ты.
— Ты решила меня сегодня радовать с самого обеда?
— Будем считать, что у меня утро, Рома.
У кофе, сваренного Ромой, густой аромат. Он горячим паром поднимается над маленькой чашкой. Насыщенный вкус с лёгкой щепоткой сахара, сладость которой растворяется без остатка в приятной терпкости с горчинкой. Залпом не выпьешь. Приходится отпивать крошечными глоточками, катая тёмную жидкость на языке. Во рту после него надолго остаётся послевкусие, от которого так просто не избавиться, как и от самого Беса.
— Какой у тебя размер? — выводит меня из раздумий его голос.
— Чего?
Рома усмехается:
— Всего. Ты же выскочила ко мне в одном платье и туфлях. А сегодня, как-никак 31 декабря… Ты же не хочешь сидеть всё время в четырёх стенах. Я мог бы отвезти тебя к твоей квартире, по почему-то мне кажется, что ты не хочешь сейчас туда возвращаться даже на несколько минут.
Да, ты прав. Сейчас не хочу.
— И поехать с собой не предлагаю, тебе не в чем ехать, — продолжает Рома, — я одену тебя так, как посчитаю нужным.
— Вот как? Придётся во всём положиться на твой вкус, да?
— Да, Снежинка, именно так.
Приходится повиноваться его требованиям. Рома быстро одевается и накидывает пальто на плечи, не застёгивая его.
— Закрою тебя. Не хочу приехать обратно и увидеть пустые комнаты, в которых тебя нет.
Он на самом деле проворачивает ключ в замке, оставляя меня одну в своей квартире. Я прохожусь по ней, пытаясь собрать все впечатления в единую картинку, чтобы понять, что из себя всё-таки представляет Роман Бесов. Сегодня он такой… расслабленный и улыбчивый, каким я его ещё не видела. Задеваю кончиками пальцев струны гитары. Воздух едва слышно дрожит от мелодичного звона. Представляю, как пальцы левой руки Ромы скользят по грифу гитары, замирая на ладах, беря аккорды. Лёгкие пощипывания струн правой рукой… Надо будет попросить его сыграть что-нибудь.
Секунды накапливаются в минуты, а они превращаются в часы. Я бессмысленно щёлкаю по каналам кабельного телевидения. Надоело. Хожу по квартире и разглядываю фотографии, расставленные в нише стены. На одной из них Рома ещё подросток: высокий и такой же худощавый, с колючим взглядом, стоит рядом с инвалидной коляской, в которой сидит мальчик, возрастом помладше. Лицо искажено и кисти рук замерли в напряжении. Беру фотографию в руки. Судя по некоторому внешнему сходству, это его младший брат?.. Задумываюсь, что совсем ничего не знаю о жизни Ромы и только потом понимаю, что сам Рома уже стоит на пороге комнаты.
Рома подходит и забирает фотографию в рамке, ставя её на прежнее место.
— Извини.
— За что, Снежинка?
— Не хотела лезть в твою личную жизнь.
— Да что ты? — усмехается Рома, — тогда не надо было кидаться ко мне на шею с той просьбой. А теперь уже поздно идти на попятную. Ты не просто влезла в мою личную жизнь, ты её захватила.
Рома всё ещё не снял пальто. На плечах от тёплого воздуха тают снежинки. Подавшись внезапному порыву, обнимаю его за торс, вдыхая свежий воздух, который он принёс с собой с улицы.
— Это твой брат, да?
— Да, Андрюша. Недавно была именно его годовщина.
Рома крепко стискивает меня в объятиях и зарывается носом в волосы.
— Сейчас ты как снежный одуванчик.
— Такие бывают?
— Один точно есть. В моих объятиях. Ладно, тебе надо переодеться. Вперёд. Надеюсь, что всё подойдёт по размеру. Продавщицы заверили, что oversize садится на всех без проблем. Но сначала надень вот это.
Он выходит из комнаты и возвращается с огромной волко-шапкой, которую нахлобучивает мне на голову и садится на диван, довольно смеясь.
— Зачем мне это?
— А что? Она забавная. Иногда побудь не в образе холодной красотки.
Я заглядываю в пакет и достаю нежно-голубой свитшот с аппликацией в виде сердца из золотистых пайеток.
— Ты решил, что образ подростка будет в самый раз?
— Дело твоё. Если хочешь, надень это на пять минут, чтобы проехаться до магазина. Выберешь что-нибудь на своё усмотрение. Но не забудь, что уже вечер тридцать первого. У тебя просто не остаётся достаточно времени, чтобы бегать с капризным видом по бутикам.
— Ладно, Бес.
— Мне нужно отвернуться или стыдливо прикрыть глаза ладошкой, чтобы ты переоделась? — усмехается Рома.
— Да.
— Я буду жульничать в любом случае. Так что лучше выйду. И принесу тебе ещё кое-что.
Рома быстрым шагом покидает квартиру. Легко хлопает входная дверь. Я надеваю то, что привёз Рома. Светло-голубые джинсы-стрейч великоваты, но держатся на бёдрах, не соскальзывая вниз. Мягкий свитшот и пушистые носочки. Коробка с уггами и серебристая куртка-дутыш. Теперь я точно буду выглядеть, как пятнадцатилетний подросток.
— Чёрт, я думал, что ты будешь переодеваться гораздо медленнее, Снежинка.
