«Сорок шестой размер», — почему-то подумал Олег, глядя, как смялось под подошвой лицо старухи.
— Я взял! — почти крикнул Махлаткин.
— Рвем отсюда! — скомандовал Никита. — Вставай, Хрусталь! Чего замерз? В тюрягу захотел? Сваливать надо, понял?!
Ребята побежали от старухи, нелепо шарившей здоровой рукой по травмированному лицу. Олег, чуть не сказав ей «до свидания», тоже вскочил и помчался вслед за своими сообщниками.
Они бежали будто наперегонки, совсем как в школе, когда кто-то зарубался на скорость. Около второго моста, перекинутого через рукав Невы между Елагиным и Каменным островом, Ревень почувствовал, что в его груди и горле словно что-то горит.
«Я уже не спортсмен», — подумал он. В этот момент перед ними качнулся автобус.
— Садись! — гаркнул Мертвец, и они попрыгали друг за другом в разъехавшиеся гармошками дверей проемы.
Ребята устроились на заднем сиденье. Колька вытащил из-под куртки сумку и стал ее обыскивать. Неожиданно он перевернул сумку вверх дном и вывернул все содержимое Олегу на колени. В общей куче были видны скомканный носовой платок, засаленные бумажки, мелочь, причем старого образца, таблетки, зеркальце, почтовый конверт и старый бумажник, который молниеносно подхватил Никита. Он развернул его, увидел деньги и вытащил, потом достал паспорт и раскрыл его.
— Кумирова Раиса Власовна! — прогнусавил в сломанный нос Мертвец. — А она ничего была. Хочешь, Колян, такую бабушку? На, спрячь в нутряк!
Бросов, как всегда, быстро запихнул документ Махлаткину в карман куртки, а сам развернул сложенные деньги. Одна бумажка оказалась в сто рублей, вторая — в пятьдесят и две по десять.
— Сотка — мне. Остальное — вам! — объявил Мертвец и сунул Кольке оставшиеся деньги. — Держи, Махлатка, ты — старший! А это что? — Мертвец вытряхнул на лоснящуюся, грязную ладонь содержимое конверта, где оказались медаль и бумажка, на которой было что-то написано. — Ух ты! Это — только мне, за удачный налет! Я сейчас — на Козий рынок, может, эту хреновину какому-нибудь маклаку или братве вдую, а потом — на Комендань, там на трамвайной садиловке и встретимся. А может, в Говнюшнике заночуем? Адья, братва!
* * *
Когда автобус подъехал к метро «Чкаловская», Никита пожал приятелям руки и выскочил на тротуар; ребята поехали дальше и вышли только на кольце у метро «Петроградская».
— Ну что, Ревун, понравилось? Да ты не трясись и не бзди — никто нас не найдет. — Коля быстро, по-хозяйски, продвигался мимо ларьков, высматривая нужные ему товары.
— Да я не боюсь, подло как-то вышло: она же и так еле ходит.
Олег еще с момента нападения на старуху пытался себя заставить думать о том, что он — прав и ему должно быть теперь начихать на эту пенсионерку и на все те жертвы, которых уже избили и ограбили его друзья, да и на тех, кого им отныне уже вместе предстоит подкараулить около Сбербанка или где-то еще. О нем ведь и о его больном бате никто не думает. Пусть они хоть сдохнут сообща или порознь — никого это не волнует. Плачь, ори, зови на помощь — никто не придет, все это теперь бесполезно. Такое» время — как рассуждает отец. Ревень ткнул в бок своего спутника, затормозившего около очередного ларька.
— Лохматка, дай закурить!
— Погоди, Хрусталь, дай мне с человеком рассчитаться! — Оказывается, женщина-продавец уже выдавала Коле в обмен на скомканные денежные бумажки бутылку водки, пепси-колы, пачку жвачки и «Мальборо». Принимая товар, Махлаткин с улыбкой обернулся: — Нынче мы с тобой по-людски закумаримся.
— А куда пойдем-то? В подвал или на чердак? — Олег начал вспоминать, какие ему известны в этих краях убежища, где можно спокойно провести время.
— Давай рванем на Козий рынок, там и побалдеем. А вечером к Удельнинскому парку подгребем и с нашими потусуемся. А ночью на трамвае покатаемся. Я ж сегодня утром из дурдома сбежал, а с собой одну обезьяну прихватил: так, для развлекухи. — Колька вроде бы еще только рассуждал, но сам уже шел к метро. — Давай, Хрусталь, не манерничай! Аида за мной!
На эскалаторе Махлаткин сел на ступени и ткнул Олега кулаком под колено, вынуждая его сесть рядом, и когда тот послушался, обнял приятеля за плечо и дыхнул на него своим особенным, каким-то собачьим духом:
— А вдруг нам с тобой жить две минуты осталось? Сейчас сорвется эскалатор или какой-нибудь демон вагон заминирует, а?
* * *
Когда они спустились вниз и уже подходили к вагону, Колька вдруг приветственно замахал кому-то рукой и оторвался от спутника. Ревень поспешил за ним и застал его за беседой с приземистым плешивым мужиком в старом милицейском тулупе без погон.
— Дядя Корней, ты когда меня пригласишь на своей новой тачке покататься? Ванька говорил, она сто пятьдесят только так вьет! — Махлаткин старался по-свойски общаться с мужиком, глаза у которого сидели глубоко, будто у Кинг-Конга.
— Ванька тебе еще не то нагалчит! Слушай ты его, мочегона! — Корней говорил беззлобно и даже вроде бы улыбался, а может, его рот всегда имел такое полуулыбчивое выражение. — Ладно, я тут свои дела разгребу и тебя через твоих жиганов высвистаю. Или на Козьем увидимся, там и сговоримся. Человечка этого тоже с собой захватишь: вместе-то, чай, веселее получится?! Мы его и под душиком помоем, а то вон, смотри, какой чумазый — помыться, что ли, негде?
Разговаривая, Корней исподлобья поглядывал на Олега: то ли он его где-то уже встречал, то ли хотел познакомиться — мальчик так и не понял, но смотрел этот мужик всяко странно: словно дюбель в тебя загонял.
— Что за хлыщ? — спросил Ревень, когда Колька простился со своим взрослым знакомым.
— Да ты че, Корнея не знаешь? Ну, он еще тот насос! В морге работает, жмуриков потрошит, а ему за это знаешь какие башли засылают? Мама не горюй! — Махлаткин поджал губы и вытянул шею, усиливая свою речь. — А раньше-то он красноперым был, да чего-то там у него не срослось в ментовской. А вообще, он — батька Ваньки Ремнева, его-то ты знаешь?!
— Ну знаю. Он еще все рыбу ловил, пока чуть не помер от холода, — с готовностью выкрикнул Олег, запрыгивая вслед за товарищем в вагон.
— Во! Так мне, веришь, кто о Корнее рассказывал: дядя Витя Носорог, ну, вампир один, который малолеток обхаживает. — Колька судорожно сглотнул набежавшую от возбуждения слюну. — Ты только никому, понял? А то нас с тобой быстро на тот свет отошлют. Короче, он всяким бандюгам нужные справки на их мертвяков выписывает, а они его за это деньжищами заваливают. Во, работенка не пыльная, скажи, а?
— Да, нам бы такую! — мечтательно произнес Ревень и вопросительно уставился на друга: — А если к нему в долю напроситься? Мы ведь тоже на что-нибудь сгодимся? Мне теперь уже без разницы — что прессовать кого, что грабить! Как жить-то, когда на тебя всем плевать?
