– Неужели она…
– Она еще жива, но частично парализована. Врачи не уверены, что это навсегда, но есть и другие травмы. Довольно серьезные. Она просит, чтобы мы к ней приехали. Прямо сейчас. Но, Марин, нам вовсе не обязательно этого делать.
Я не была уверена, что смогу это вынести. Я была слишком измотана после страшной ночи, после нервного напряжения последнего месяца, после всех пережитых ужасов, которые, казалось, тянулись целую вечность. И мне нечего было сказать этой женщине.
– Я все же туда поеду, – сказала Марин. – В последний раз. Мне просто нужно это сделать, а потом я порву с ней навсегда.
– Хорошо, – ответила я.
– Имоджен. – Сестра произнесла мое имя так тихо и нерешительно, что я сразу догадалась, о чем она меня попросит. – Умоляю тебя, поедем со мной. Пожалуйста.
Я закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья.
– Как я могу тебе отказать?
– Вам будет легче, если я поеду с вами? – спросила Ариэль. – Могу поменять билеты на самолет.
– Спасибо, – сказала я. – Не стоит. Это наша с ней последняя встреча. Нам надо пройти через это самим.
– Хорошо. Я сообщу Бет и Эвану, когда доберемся.
Всю дорогу в темноте до аэропорта, Марин держала меня за руку.
Больница пахла антисептиками и страхом. У нас слипались глаза, и мы едва держались на ногах. Марин сидела в самолете с закрытыми глазами, но я знала, что она не спала. Я тоже не смогла заснуть. В крови бурлил адреналин, и нервное возбуждение казалось почти невыносимым.
– Это случилось ровно в полночь, – сказала Марин. – Авария.
– Я знаю.
Полночь. Когда заклятие, привязывающее избранного к миру фейри, было окончательно разрушено. И мое самое заветное желание сбылось.
– Как ты думаешь… Ты ведь помнишь мои слова о том, что я хочу, чтобы мы, наконец, жили в безопасности. Это сделали они?
Да, именно так я и думала, но совсем по другим причинам. Фейри свойственно неукоснительно соблюдать обязательства, и они чрезвычайно точны в отношении исполнения желаний победителей, пусть даже и делают это неким извращенным образом. Конечно, они знали о моем самом темном желании, которым я была одержима с детства. Марин хотела для нас безопасной и спокойной жизни, но я всей душой желала иного. И я не хотела, чтобы сестра узнала об этом.
– Она ведь часто выпивала, Марин. Поэтому не вини себя в том, что произошло, ладно?
Она кивнула.
Мы свернули за угол и оказались перед дверями ее палаты. Я посмотрела на Марин.
– Это в последний раз.
– Долго же вы добирались, – сказала мать, когда мы вошли в палату. Я боялась этой встречи, потому что ожидала, что она будет выглядеть как злая мачеха из сказки, или ведьма, запершая Гензеля в клетке. Страшное чудовище из моих детских кошмаров. Но с покрытым синяками и ссадинами, опухшим лицом, опутанная трубками и окруженная аппаратами, она казалась совсем не страшной. Обычной. Жалкой.
– Не понимаю, почему вы так бездушны. Ведь нет ничего важнее семьи, разве я вас этому не учила? Надеюсь, вы сообщили руководству этого лагеря, что больше туда не вернетесь?
Марин усмехнулась.
– Что я такого смешного сказала? Ведь должен же кто-то обо мне заботиться.
– Может, кто-то и должен, – сказала я. – Только не мы.
– Ах ты, неблагодарная тварь, – прошипела она. Аппаратура тревожно запищала. – Я всегда о вас заботилась.
– Можешь называть это так, если хочешь, – сказала я. – Но теперь все кончено. Мы сыты этой заботой по горло.
– Мы пришли лишь попрощаться. Это единственное, что мы считаем нужным сделать, – сказала Марин. – Больше мы не хотим ни видеть тебя, ни слышать.
– Неблагодарные избалованные мерзавки! Слишком много людей с вами носится. Забыли наверное, что вы обе – полные ничтожества? – Из уголка ее рта потекла кровь, пузырящаяся пеной, когда она говорила.
– Нет, – ответила я. – Мы знаем, кто мы на самом деле. Прощай. – Мы с Марин повернулись к двери.
– Если вы сейчас уйдете, вы мне больше не дочери!
Марин улыбнулась, но не остановилась.
– Вот и отлично, – сказала я. – Всю жизнь ждала от тебя этих слов. – И я вышла вслед за сестрой из палаты.
И жили потом долго и счастливо…
Я налила чай в кружку с надписью «Придумай свой счастливый конец» и передала ее Бет. Та удивленно приподняла бровь.
Я насмешливо закатила глаза.
– Знаю-знаю. Но это я получила в подарок от своего издателя. Могло быть и хуже. Что-нибудь вроде приторно улыбающейся сказочной принцессы.
– На обложке вашей книги тоже нет никаких пошлых принцесс, и это радует. Кстати, обложка потрясающая. Работа Эвана, не так ли?
Она угадала. Это была черно-белая фотография его металлических деревьев.
– Когда я впервые их увидела, подумала, что они совершенно сказочные. Приятно, что художественный редактор одобрил этот дизайн.
– Значит, вы с Эваном… – Она не закончила фразу.
– Друзья. Он достиг многого. Очень за него рада.
Бет обошла квартиру и села в потертое кожаное кресло.
– Похоже, у вас все хорошо. Марин живет с вами?
Я села напротив нее на диванчик, стоящий у окна, за которым высились бруклинские небоскребы.
– Да. Об этом мы с ней и мечтали. Найти подходящее местечко и поселиться вместе. Замечательно, когда рядом близкий человек, который полностью тебя понимает.
У нас с сестрой теперь было все, о чем только можно мечтать. Именно о такой жизни мы с ней говорили в детстве, пока ее у нас не отняли. Мы чуть было не потеряли друг друга из-за лжи и манипуляций матери. Но с этим было покончено. Раз и навсегда. Теперь мы снова были вместе.
Когда вышла моя книга, Марин отправилась со мной в приют для животных и заплатила за котенка, которого тут же мне подарила.
– Скажите, ваш оглушительный успех не вызвал напряжения между вами?
– Ну, Марин и сама делает головокружительную карьеру. Ее пригласили ведущей солисткой в Национальный театр балета, и ей там безумно нравится. Похоже, руководство театра и труппа от нее тоже в восторге.
– Насколько я помню, это труппа, где танцует Гэвин.
Я кивнула.
– Знаете, он отрекся от престола.
Она со стуком пустила кружку на столик.
– Неужели со всеми вытекающими из этого последствиями?
Я кивнула.
– Он неизбежно превратится в обычного смертного человека. Вот почему фейри обычно не живут постоянно в нашем мире, или, по крайней мере, не остаются здесь надолго. Вдали от Волшебной страны они начинают забывать о своей природе. И мир фейри их тоже постепенно забывает. Гэвин говорит, что скоро он уже не сможет туда возвращаться. Впрочем, я думаю, что это для него своего рода освобождение. Так ему легче существовать в нашем мире.
