– Ты еще спрашиваешь! Гейне! Не только еврей, но и социалист.
– Но он уже так давно умер, – заметила Герланд.
– Все равно давай его сюда, – сказал Эрик и сделал большой глоток йеневера.
Это было великолепное издание, в натуральной коже, шесть или семь томов, Альберехт не успел сосчитать.
Герланд вынул их из шкафа, и они упали в беспорядке на пол.
– Я тебе помогу, – сказала Мими и села на корточки рядом с Герланд у книжного шкафа.
Альберехт открыл двери в сад, вернулся и отнес порцию книг на террасу. Где лучше развести костер? У края террасы, не слишком близко к дому? Или на траве? Где огонь хорошо разгорится, но дому ничего не сделается? Он стоял в нерешительности с собранием сочинений Гейне в руках. «Никогда не читал, – размышлял он, – может быть, несколько стихов в школьные годы, но я уже не помню, о чем. Единственное, что я делаю с книгами этого поэта, – я их сжигаю».
Альберехт решил устроить костер на траве. Поставил книги стоймя, приоткрытыми, решив, что так они будут гореть лучше, чем лежа на земле в закрытом виде. Вернулся в комнату за новой партией книг.
Мими с Герланд все подносили и подносили книги к ногам Эрика. Тот брал их по очереди в руки, открывал, опять закрывал. Прощался со своими книгами и подливал себе йеневера.
Альберехт взял ветки и поленья, приготовленные для разжигания камина, отнес на улицу и разложил среди книг. Пока раскладывал их, сидя на корточках, услышал за спиной шаги по гравию. Обернулся и посмотрел вверх.
«Уже во второй раз я смотрю на нее снизу вверх», – подумал он.
Лина была в летнем полотняном платье белого цвета, без чулок, юбка на палец не доходила до колена. Поверх платья она надела вязаную шерстяную кофту, которая, оттого что Лина сложила руки на груди, туго обтягивала ее бюст.
– Сжигаем книги?
– В такой момент особенно остро осознаешь, как мало ты читал.
Альберехт положил на приготовленную для сожжения пирамиду из книг новую порцию и встал.
– Людям свойственно преувеличивать, – сказала Лина. – Вон та книга, «Разговоры с Гитлером», Германа Раушнинга. Если Гитлер действительно такой идиот, каким его изображает этот его бывший вассал-перебежчик, то все те, кого Гитлер побеждает, должны быть еще большими идиотами. К тому же гений имеет право на причуды. Почему Ван Гогу можно отрезать себе ухо, а Гитлеру нельзя кусать ковер?
В руке у Лины была маленькая сумочка, из которой она достала пачку сигарет.
– Спасибо, я не курю, – сказал Альберехт.
Лина зажала сигарету губами и, закурив, отдала свою зажигалку Альберехту.
Он снова сел на корточки, попытался поджечь веточку, но ветер задул зажигалку.
– Я буду защищать от ветра, – сказала Лина и села на корточки напротив него.
Альберехт сунул левую руку в карман пиджака, ища бумагу для растопки. В правой руке он держал зажигалку. Лина обеими ладонями обхватила его руку с зажигалкой.
«Трусы у нее в цветочек, – подумал Альберехт, – и от меня они секретов не скрывают».
В кармане пиджака он нашел письмо Оттлы Линденбаум. Не вынимая руку из кармана, скомкал его, так что получилась длинненькая трубочка. Затем чиркнул зажигалкой, поднес к ней письмо и, когда оно разгорелось, поджег от него ветки.
– Лучше бы ты вырвал страницу из книги, – сказала Лина, – на письме были непроштемпелеванные марки.
– Не согласен, – ответил Альберехт, – не согласен. Разжигать костер из книг с помощью выдранных из них страниц – это то же, что вешать человека за его собственные волосы.
«Веверка, – подумал он, – такое вот имя. Или слово, которое что-то значит. Интересно, что? Я не знаю чешского языка. Веверка. Наверное, я забуду это слово, прежде чем доберусь до словаря».
Горящие книги! Менно тер Браак, Макс Брод, Херман Хейерманс, Бертольд Брехт, Й. Хейзинга, Генрих Манн, Клаус Манн, Томас Манн, Ян Ромейн, Эрих Мария Ремарк, Генрих Гейне, Курт Тухольский, Якоб Вассерман, Стефан Цвейг, стопки анонимных памфлетов и прочее, и прочее – все-все поглотило пламя. Альберехт украдкой бросил в огонь листок с приметами Оттлы и обрывки оранжевой листовки.
Они спустились в подвал за кочергой и большой лопатой для угля, которые стояли около котельной установки, потому что плохо горевшие книги приходилось время от времени ворошить.
Страницы, вобравшие в себя пот и слезы людей, их писавших, одновременно исполненные их духовного огня, горели из рук вон плохо. Наверное, дело было в поте и слезах?
В стародавние времена этот же эффект наблюдался при сожжении на кострах святых.
Между тем из города на велосипедах приехали Алевейн Леман и его сестра Трюди. Они рассказали, что немного прибрали в домике у Лейковичей и заперли дверь на ключ. И, кстати, услышали там по радио последние известия.
Населению Нидерландов было велено уничтожить свои запасы вин и крепкого алкоголя. Иначе немецкие солдаты завладеют этими горячительными напитками и начнут совершать злодеяния.
– Букбук! – воскликнул Алевейн, – дай мне ключ от твоего винного погреба! Он должен прекратить свое существование!
– Хорошо, мой юный друг, хорошо! – сказал Эрик и отдал ему связку ключей.
– Спасибо, Букбук, до скорой встречи!
Алевейн вприпрыжку удалился из гостиной в направлении винного погреба.
– По-моему, далеко не факт, что немцы с ходу прикончат весь алкоголь, а потом разнесут все вокруг, – сказала Лина. – Я слышала, что это французские войска так ведут себя в Зеландии.
– Да, конечно, а фрицы увезут все бутылки на грузовике, а потом предложат купить их обратно за бешеные деньги.
– Совсем как евреи, – сказал Эрик заплетающимся языком. – Мими развивает теорию, что на самом деле не немцы испортились из-за соседства с евреями, как уверяет Гитлер, а некоторые евреи испортились по образцу немцев.
– Так и есть, – сказала Мими, – я правда так считаю. Когда я встречаю несимпатичного еврея, то всегда говорю себе, что дело в его происхождении из Германии.
Герланд тоже решила внести вклад в рассуждения о психологических особенностях разных народов:
– Очень может быть! Ведь сразу видно, что португальские евреи совсем другие, чем немецкие.
– Данный вопрос следует исследовать подробнее, – сказал Эрик. – Хуже то, что я испытываю жажду, которая становится все сильнее и сильнее. К счастью, не весь алкоголь хранится в погребе.
Он с трудом встал на ноги и подошел к шкафчику, в котором стояли рюмки и всевозможные бутылки.
– Лина, чего тебе налить?
Горящие книги! Время от времени дуновение ночного ветра приносило в комнату запах дыма.
– Гейне, Томас Манн или антигитлеровский памфлет за три цента, – говорил Эрик с грустным-грустным лицом, – это называется: пахнет жареным. Ну и вонища!
