– Что же ты, подлец, наделал, – подполковник встряхнул мальчика, заставляя того принять нужный рост. Жалости не будет. – Ты знаешь, что натворил? Сюда смотри, – шлепком по подбородку заставил воришку поднять глаза. Плевать, что они синие и в слезах. Его мамке не только в небо нужно было смотреть, а еще и воспитывать своего выкормыша…
Пленник, поняв свою обреченность, тихо заплакал, зашмыгав носом. А тельце, устав бороться, снова надломилось и сникло в жестком захвате спецназовца.
– Убью, – шептал Алексей.
Теперь он выглядывал место, куда, подальше от людских глаз, оттащить парнишку. Что станет делать с ним, оставшись наедине, еще не придумал, но пустая барсетка требовала мщения. Подлость требовала наказания. Гнев требовал выхода.
– Что у вас? – вдруг вмешался в происходящее очередной сердобольный.
Подполковник в раздражении обернулся, но мгновенно обмяк, увидев рядом двух милиционеров-сержантов. Они поигрывали резиновыми дубинками, а на лицах читалась готовность применить их хоть по одному нарушителю общественного порядка, хоть по второму. А лучше – по обоим вместе, чтобы не тратить время и нервы на разбирательство.
Их появление остудило пыл Зарембы. Уж ему-то соприкосновение с милицией светило большими проблемами, чем тому же Гриньке. Ослабил хватку. Улыбнулся любопытным ментам, кивнул на мальчика, в готовности прикинувшегося нерадивым сыном:
– Не хочет ехать в лагерь, убегает.
– Не хочу-у.
– Кто не едет в школьный лагерь и не слушает родителей, тот попадет в лагерь наш, – провел воспитательную беседу с присмиревшим Гринькой один из сержантов.
Для выразительности постучал дубинкой хотя и себе по ладони, но перед носом мальчика. Посчитав свою миссию исчерпанной и получив благодарный кивок «папаши», гордо пошел сквозь толпу дальше – с дубинкой напоказ. Напарник прикрывал ему спину, одновременно подражая походке и манерам старшего.
И все же свою роль милиция сыграла – у Зарембы прошел аффект, когда он не ручался за себя и готов был поднять руку на ребенка. Теперь же видел в капкане не только попавшегося мелкого воришку, а оказавшегося на окраине большого города мальчика, вынужденного зарабатывать на жизнь воровством и приводом мужиков для проституток. Детям какую грань отшлифуешь, той стороной они и заблестят.
– Пошли, – устало повел мальчика за собой.
Страшнее милиции для Гриньки ничего не было, а тут еще и в голосе конвоира он уловил более мягкие нотки. А главное, почувствовал, что и напарник по каким-то причинам не желает соприкасаться с ментурой. Потому перестал приседать, задвигал ногами.
Чтобы воочию и окончательно убедиться в гибели кассеты, спецназовец направился к дороге. По ней ехал очередной цементовоз, и Заремба дернул мальчика: смотри, что ты натворил. Но и смотреть оказалось нечего: Вениамин Витальевич не просто послал строительную технику к вокзалу, он заставил второго водителя обронить увесистый шлепок раствора, и жирная серая клякса легла на место трагедии некрасивой, грубой, мгновенно застывшей могильной плитой. Которую тоже вдавливали в асфальт.
Гринька, демонстрируя раскаивание, поник головой. Еще бы цветы положил, раз пришел на похороны.
– Тебе что, нужны были деньги?
Гринька, не поднимая головы, кивнул. И тут же пожал в оправдание плечами: а кому они не нужны?
– Но я же взял тебе обед!
И вновь вздох: одним обедом сыт не будешь. Вечером подойдет время ужина, а через ночь – завтрака…
– Пойдем допивать компот, – вдруг неожиданно даже для себя предложил подполковник. И отпустил наконец мальчишку.
Тот, шеей почуяв свободу, отпрянул. Но когда за ним никто не погнался, Бычок с интересом замер. Что в очередной раз убедило спецназовца: парень не то что повидал всякого, а еще и надеется в полностью провальной ситуации выгадать какой-нибудь интерес. Недавно Заремба сам кружил вокруг Волка, хотя логичнее было бы бежать от его логова, от Чечни, от всей этой политики и войны на край света. И вот нашлась родственная душа…
В кафе вернулись вовремя: уборщица, судя по всему, уже примерялась к подносам, оставленным странными посетителями. Откровенно разочаровалась их возвращением и с соседнего столика смахнула крошки с таким рвением, что тот, бедный, застучал колченогим пластмассовым протезом с резиновой набойкой по кафельному полу.
Не глядя на напарника, Заремба уткнулся в свои тарелки. Через некоторое время рядом протянулась за компотом тоненькая ручка, и подполковник отметил аккуратно обработанные пилочкой ногти на пальцах Гриньки. Вся эта ухоженность не вязалась с вокзальным воровством, и мальчик, словно желая хоть как-то компенсировать нанесенную обиду, решил помочь разобраться взрослому человеку с его детскими проблемами:
– Я жиголо, – произнес он чуть слышно.
– Кто ты? – не понял Заремба.
– Да жиголо, – подумав, что сосед просто не расслышал, повторил Гринька заморское словечко.
Только Заремба на слух никогда не жаловался: он в самом деле никогда не сталкивался с таким словом. Даже не постеснялся признаться:
– Зенитный комплекс «Стрела» знаю, гранатомет «Муха» знаком, винтовку «Тайга» в руках держал… А «Жиголо»? Не знаю… Подобный зверь на пути не встречался. Объясни.
– Ну, это когда мальчики танцуют перед женщинами. Когда они в постели. Так было в старину в Греции и Италии, – просветил Бычок темного в любовных утехах подполковника.
Посчитав, что выданная информация стоит по цене второму стакану, подтянул к себе и его. Пока Заремба пережевывал вместе с ромштексом сведения о таинственном пласте в сексуальной жизни Древней Греции, Италии и современной Москвы, Гринька выдул компот и принялся выуживать холеными пальчиками со дна сухофрукты. Не найдя для своего лица приличествующего разговору выражения, Алексей тщательно собирал по тарелке крошки от ромштекса. Зато Гринька был доволен собой и остатками обеда, который, несмотря на неприятное приключение, все же оказался у него в животе.
– Давай сначала, – предложил Заремба. – С того, что…
И тут же оборвал себя: с какого начала? Что – начало? Ему он нужен, этот мальчик, танцующий перед проститутками? Который за пять минут знакомства сотворил подлости больше, чем Вениамин Витальевич с Одиноким Волком, вместе взятые? Который в любую минуту может залететь со своим воровством и потянет за собой в ментовку любого, кто окажется в свидетелях или знакомых? Пусть вообще-то говорит спасибо, что не выдернули ноги и не поотрывали руки. А даже покормили. Но как же он сам оставил без присмотра барсетку! Уверовал, что в Москве уж точно находится в безопасности, а вокруг все люди – братья? Пошел нервный отходняк?
Не-ет, никаких историй слушать не стоит. Навешивать на свою шею чужие проблемы – тем более. Давай, жиголо, прощаться. Танцуй дальше, если нравится подобная жизнь. Но знай, что черепушку за твои воровские ручонки все же кто-нибудь проломит. И будет прав.
