– Но мне говорили, что почтовой каретой на дорогу сюда уходит тринадцать дней, – добавил он.
– Зачем же ты уехал?
– Чтобы стать свободным. Я сбежал. Шахтеры в Шотландии – рабы своих хозяев.
– То есть как черные на Ямайках?
– Кажется, ты больше знаешь о Ямайке, чем о Шотландии.
Ей не понравилась критическая интонация в его словах.
– А с чего мне знать о ней больше?
– Хотя бы потому, что Шотландия ближе, вот и все.
– Уж это даже я знала.
Девочка наивно врала, как сразу понял Мак. Она оставалась все еще ребенком, несмотря на напускную браваду. Что-то шевельнулось у него в душе.
– Ты в порядке, Пег? – донесся запыхавшийся женский голос.
Мак поднял взгляд и увидел перед собой молодую женщину в платье апельсинового оттенка.
– А, привет, Кора, – отозвалась Пег. – Меня спас красавец принц. Познакомься с Джоком. Хотя на самом деле он просто шотландец по фамилии Макнок или что-то в этом роде.
Кора улыбнулась Маку и сказала:
– Спасибо, что выручили Пег. Надеюсь, эти синяки вы получили не в драке из-за нее?
Мак помотал головой:
– Нет. Это со мной сделала другая скотина.
– Позвольте мне угостить вас джином.
Мак хотел отказаться, всегда предпочитая пиво, но вмешался Дермот:
– Очень мило с вашей стороны. Благодарю.
Мак наблюдал за женщиной, когда она направилась к стойке бара. Ей было на вид лет двадцать. Почти ангельское лицо и густая копна огненно-рыжих волос. Ему показалась крайне неприятной сама мысль, что столь молодая и красивая особа, как она, вынуждена заниматься проституцией.
– Значит, это она так растрепала того мерзавца, который погнался за тобой?
– Она хитрая. Ей обычно даже не приходится отдаваться мужчинам, – объяснила со знанием дела Пег. – Она просто бросает их где-нибудь в темном переулке со спущенными штанами и стоячим членом.
– А ты успеваешь скрыться с кошельком, – подытожил Дермот.
– Кто, я? Не надо грязи. Я – фрейлина при дворе королевы Шарлотты.
Кора уселась рядом с Маком. От нее густо пахло терпкими духами с преобладанием запахов сандала и корицы.
– Чем ты занимаешься в Лондоне, Джок?
Он не сводил с нее глаз. Девушка оказалась действительно на редкость хороша собой.
– Ищу работу.
– Нашел что-нибудь?
– Пока не очень получается.
Она покачала головой.
– Зима в этом году выдалась отвратительная. Холодно, как в могиле, а цены на хлеб подскочили до небес. Слишком много здесь развелось таких, как ты.
– Вот почему моему папаше пришлось два года назад стать вором, – вставила реплику Пегги. – Только у него для этого ловкости не хватило.
Мак с неохотой отвел взгляд от Коры и посмотрел на Пег.
– Что же с ним случилось?
– Сплясал танец с галстуком шерифа на шее.
– То есть как?
– Она хочет сказать, что его повесили, – объяснил Дермот.
– О, прости за глупый вопрос. Мне очень жаль, – сказал Мак.
– Не смей меня жалеть, шотландская деревенщина. Меня от тебя тошнит, – окрысилась на него Пег.
Девочка оказалась крепким орешком.
– Хорошо, хорошо, я больше не стану жалеть тебя, – умиротворяюще промямлил Мак.
Снова заговорила Кора:
– Если вам нужна работа, я знаю кое-кого, кому требуются крепкие парни на разгрузку угля с кораблей. Там так тяжко, что только молодые мужчины справляются, и нанимать предпочитают приезжих, чтобы поменьше жаловались.
– Я возьмусь за что угодно, – сказал Мак, сразу же вспомнив об Эстер.
– Бригадами угольных грузчиков командуют владельцы таверн в Уоппинге. Я знакома с одним из них. С Сидни Ленноксом из заведения под названием «Солнце».
– Он хороший человек?
Кора и Пег дружно рассмеялись.
А Кора выдала:
– Он лживый, вороватый, уродливый, вонючий, как свинья, и вечно пьяный. Но они все такие, так что тут ничего не поделаешь.
– Вы отведете нас в это его «Солнце»?
– Отведу. Но учтите. Вы сами напросились, – ответила Кора.
* * *
Теплый туман от потных тел и угольной пыли заполнял душный трюм в деревянном корпусе судна. Мак стоял на вершине горы угля, орудовал широкой лопатой, кидая с ее помощью груды крупных черных кусков антрацита и работая в размеренном ритме. Труд оказался действительно адски тяжелым, и он обильно потел, но при этом чувствовал себя отменно. Он был молод и силен, зарабатывал приличные деньги, но не стал при этом ничьим рабом.
Его бригада – в просторечии именуемая бандой – состояла из шестнадцати человек, тоже склонившихся над своими лопатами, постанывая от усталости, потея, но порой отпуская шутки. Большинство его новых товарищей были мускулистыми молодыми бывшими фермерами из Ирландии – для подобной работы не годились изнеженные уроженцы крупных городов. Дермоту едва исполнилось тридцать, а он оказался самым старым в банде.
Маку начало казаться, что вся его жизнь неизбежно оказывалась связанной с углем. Но ведь и целый мир держался исключительно на угле. Не прерывая взмахов лопатой, он размышлял, куда направят, например, вот этот уголь, думал обо всех лондонских гостиных, которые он обогреет, о тысячах кухонных очагов, о печах в булочных и на пивоварнях, где ждут топлива. Этот город испытывал такой громадный аппетит к углю, что его невозможно было раз и навсегда удовлетворить.
Субботний день заканчивался, и бригада почти опорожнила трюм корабля – «Черного лебедя», приписанного к порту в Ньюкасле. Мак не без удовольствия подсчитывал, сколько ему заплатят нынче вечером. На этой неделе они разгрузили уже второй большой углевоз, а банде причитались 16 пенсов – пенни на нос – за каждую единицу выполненной работы, равнявшуюся двадцати полным мешкам угля. Сильный молодой мужчина с большой лопатой мог заполнить мешок за две минуты. По его подсчетам, они заработали по шесть фунтов, никак не меньше.
Однако следовало принимать во внимание неизбежные вычеты. Сидни Леннокс (его именовали то посредником, то предпринимателем) присылал в трюм пиво и джин в больших количествах для своих трудяг. Им требовалось много пить, чтобы восстановить в организме баланс жидкости – с потом они теряли ее галлонами. Но хитрюга Леннокс давал больше спиртного, чем было необходимо, и мужчины выпивали все, причем многие особенно налегали на джин. В результате к концу дня обычно непременно случалось какое-то неприятное происшествие, влекшее за собой убытки. Да и за выпивку приходилось расплачиваться. А потому Мак не мог с точностью высчитать, сколько получит, когда встанет в очередь к кассе в таверне «Солнце» этим вечером. Но даже если половину списать на вычеты, что явно стало бы чрезмерной суммой, остаток вдвое должен был превысить то жалованье, которое шахтеры клали себе в карман по истечении целой шестидневной рабочей недели.
