Но сегодня она внезапно стала выглядеть иначе. Вид у нее был почти веселый, и с супругом она начала обходиться более дружелюбно.
– Есть какие-то новости? – поинтересовалась она за обедом.
– Волнения вспыхнули в Массачусетсе, – ответил он. – Там образовалась группа смутьянов, которые величают себя «Сыновьями Свободы». У них хватило наглости даже отправить деньги на поддержку этого треклятого Джона Уилкса в Лондоне.
– Удивительно, что они вообще знают, кто он такой.
– Они считают его поборником свободы. А тем временем представители королевской налоговой службы боятся даже сунуться в Бостон. Им приходится торчать в гавани на борту боевого корабля «Ромни».
– Похоже, колонисты там готовы поднять мятеж.
Джей покачал головой.
– Им требуется лишь прописать дозу того лекарства, которым мы излечили в свое время разгрузчиков угля, – несколько залпов из ружей и смертных приговоров. Виселиц хватит на всех.
Лиззи от его слов передернуло, и больше никаких вопросов она ему не задавала.
Они закончили есть в полном молчании. Когда Джей раскуривал послеобеденную трубку, вошел Леннокс.
Джей сразу заметил, что во Фредериксберге он не только занимался делами, но и, вероятно, крепко пил.
– Все в порядке, Леннокс?
– Не совсем, – ответил Леннокс своим обычным нагловатым тоном.
– Что произошло? – нетерпеливо спросила Лиззи.
Леннокс ответил, стараясь избегать ее взгляда.
– Наш табак сожгли. Вот что произошло.
– Как это – сожгли?
– Инспектор сжег. Как обычный мусор. «Не имеет коммерческой ценности».
У Джея прихватило низ живота, а потом подкатила тошнота к горлу. Он глубоко сглотнул и сказал:
– Я даже не подозревал, что нечто подобное возможно.
– Что оказалось не так с нашим табаком? – спросила Лиззи. Леннокс выглядел на редкость для себя смущенным. Какое-то время он не отвечал на вопрос.
– Ну же! Говорите правду! – со злостью обратилась к нему Лиззи.
– Они заявили, что табак перенасыщен коровяком, – наконец выдавил из себя Леннокс.
– Я так и знала! – воскликнула Лиззи.
Джей понятия не имел, о чем шла речь.
– Что значит, табак перенасыщен коровяком?
Лиззи холодно процедила сквозь зубы:
– Это значит, что на земле, где потом выращивали табак, часто пасли скот. А если в почве оказывается слишком много навоза, табак приобретает неистребимый и очень неприятный вкус. Об аромате говорить не приходится.
Джей сердито поинтересовался:
– Кто такие эти инспекторы, которым дано право уничтожать мой урожай?
– Их особо назначает ассамблея колонии, – вновь просветила его Лиззи.
– Это возмутительно!
– Перед ними ставят главной задачей поддерживать прославленное качество виргинского табака.
– Я непременно подам на них в суд, обращусь к защите закона.
Но Лиззи остудила его пыл:
– Джей, тебе не в суд следует подавать, а нужно начинать как следует вести дела на своей плантации. Ты мог бы выращивать здесь превосходный табак, если бы уделял ему должное внимание и по-настоящему изучил специфические методы ухода за этим растением.
– Мне не требуются рекомендации женщины, как мне управлять своим хозяйством! – заорал он.
– Тогда тебе не требуется и перепоручать управление полному болвану, – огрызнулась Лиззи, выразительно посмотрев на Леннокса.
Ужасающе болезненная мысль пронзила Джею мозг.
– И какая часть нашего урожая была выращена подобным образом?
Леннокс отмолчался.
– Так какая же? – настаивал на ответе Джей.
– Весь урожай, – ответила Лиззи.
Только теперь Джей до конца осознал, что потерпел полный крах.
Плантацию он заложил, влез в долги по уши, а весь его урожай табака гроша ломаного не стоил.
Внезапно он почувствовал, с каким трудом дышит. Казалось, ему сдавили горло. Он открывал рот, как рыба, но воздух не поступал в легкие.
Затем ему удалось наконец глубоко вдохнуть, как утопающему, в последний раз вынырнувшему на поверхность.
– Господи, спаси и сохрани меня, – сказал он и спрятал лицо в ладонях.
* * *
В ту ночь он решился постучать в дверь спальни Лиззи.
Она сидела перед камином в ночной сорочке, думая о Маке. Ею владел экстаз подлинного счастья. Она любила его, а он любил ее. Да, но что же им теперь делать? Она всматривалась в языки пламени. Пыталась подходить к вопросу с чисто практической стороны, но ее мысли постоянно срывались на воспоминания о том, как они занимались сексом на ковре перед трюмо. И ей хотелось снова все повторить.
Стук заставил ее вздрогнуть. Она вскочила с кресла и уставилась на запертую дверь. Ручку трясли, но она надежно запиралась на ночь с тех пор, как застала Джея с Фелией. Донесся голос Джея:
– Лиззи, открой дверь!
Она не отзывалась.
– Рано утром я отправляюсь в Уильямсберг, чтобы попытаться занять еще денег, – сообщил он. – Я хочу увидеться с тобой перед отъездом.
Лиззи по-прежнему молчала.
– Я знаю, ты там. Открывай! – Казалось, он был слегка пьян.
Мгновением позже раздался грохот, словно он плечом старался высадить дверь. Она знала – этим он ничего не добьется. Петли были из прочной меди, а засов тяжелым.
Лиззи услышала удалявшиеся шаги, но догадывалась, что Джей не сдался, и оказалась права. Через три или четыре минуты он вернулся и сказал:
– Если не откроешь, я выломаю дверь.
Снова на дверь с шумом что-то обрушилось. Лиззи поняла, что он принес топор. Еще один удар расколол дерево, и она увидела, как в образовавшейся щели показалось стальное лезвие.
В ней начал нарастать страх. Ей хотелось, чтобы Мак оказался рядом, но он спал на своей жесткой скамье в хижине для рабов. Приходилось рассчитывать только на себя саму.
Нетвердой походкой она подошла к прикроватному столику и достала пистолеты.
Джей продолжал крушить дверь. Его топор раз за разом с оглушающим треском врезался в дерево, раскалывая его на щепки и заставляя содрогаться весь деревянный каркас дома. Лиззи проверила, хорошо ли заряжены пистолеты. Дрожащей рукой она насыпала немного пороха на полки каждого из них. Затем сняла предохранительные покрышки с кремней и взвела курки.
«Мне теперь все равно, – с фатализмом обреченной подумала она. – Что будет, то будет».
Дверь распахнулась, и внутрь ворвался Джей, побагровевший и задыхавшийся. Держа топор наперевес, он шагнул к Лиззи.
