Хороший парень! Жаль, не удалось побольше пообщаться. На крыльцо шумной гурьбой высыпали мужики и увлекли его за собой. Славку позвал папа Митя.
– Баба Поля тебя хвалит, ты, говорит, садкий на работу мужик, потому, что на разжевке вырос, – делился он с ним, с удовольствием выговаривая чудные словечки. Они из него как-то сами собой выскакивали, словно нетерпеливо дожидались разговора.
– С крестной не пропадешь, – отвечал на ходу папа Митя. – С ней останешься или со мной поедешь сено грести?
Серьезный человек, а не понимает, что Славка на сенокос ехал, а не миски мыть. Но папа Митя уже сам понял – что-то не так сгородил, подхватил под мышки и всунул в горячую кабину трактора. И порулил по полю. Оно было такое колючее на вид, что Славка даже свою макушку нечаянно погладил – совсем недавно такая же была. Кожаное сиденье подбрасывало его на каждой кочке. Зато папа Митя сидел, как приклеенный, весу в нем было намного больше, чем в Славке. А того едва ли не трепало по кабине. Но как ни трясло, ни мотало его, пока ехали, высмотрел: какие рычаги тянуть, какие педали жать, как руль крутить. Голова все эти знания на ходу запоминала. Эх, кто бы из деревенских пацанов увидел, как он ездит на тракторе! О детдомовских он уж и забыл вспоминать.
Трактор поднялся на пригорок, и Славка увидел, что коротко стриженое поле кончилось. Отсюда тянулись длинные полосы скошенной травы. Папа Митя высадил его возле скособочившегося на одну сторону стога, развернулся, подцепил к трактору грабли.
– Побудь пока тут, – крикнул он. – покуда я заезд сделаю. Передохни. Смотри только к лошадям близко не лезь – стопчут. И по камням не лазь, здесь змеи водятся!
«Приехал, называется», – вздохнул Славка. Того нельзя, этого нельзя. Встал в сторонке, наблюдая, как отец сгребает широкие сухие ленты в копны. К ним тут же лихо подлетали на лошадях парни, гикали, волокли сено к стогу. «Ага, это и есть волокуши!» – догадался Славка. И засмотрелся, как другой трактор задирает железную клешню, забрасывает охапки сена на вершину растрепанного стога.
Вдоволь наглядевшись, он бежит на речку. Срезает там тонкий гибкий прут, долго воюет с крапивой, испятнавшей луг темно-зелеными заплатами, пока не натыкается на заброшенный колодец. Навалившись грудью на обомшелый сруб, Славка вглядывается в бездонную глубину. Пахнет погребом, тянет холодом. Ни проблеска! Не отрывая глаз, шарит под ногами, подбирает камешек и бросает его в темноту. Колодец долго не отвечает, наконец, доносится слабый всплеск. Славка радуется – не высохла вода, не ушла, надо о том бабе Поле рассказать.
А лошади все бегали и бегали туда и обратно, таскали волокушами сено, стряхивали копны на землю у стога. И уже тяжело вздымали бока, потемневшие от пота. Папы Митин трактор и тот, казалось, притомился. Наконец, люди, кони и машины собрались в кучу у разросшегося куста. И Славка смог как следует рассмотреть каждую лошадь. И рыжую со светлой гривой, и черную в белых чулках, и серую с отметиной на лбу. Тупоносые пауты, зло подвывая, вились вокруг, впивались им в кожу. Кони отбивались хвостами, вздрагивали, мотали головами, но зловредные насекомые настырно лезли со всех сторон. Никакого от них житья не было бедным животным. Славка не вытерпел, подобрал срезанный косилкой увядший куст, взялся воевать с налетчиками. Но тут и ему спину ожгло, будто кто ткнул раскаленным прутом. Он ойкнул, изогнулся, пытаясь достать рукой меж лопаток.
Мужики развеселились. «Ну отчего люди из всего смешное делают!» – огорченно думал Славка, постанывая от боли.
– Митрий, да у тебя лошадник растет, – подтрунил дед и приложил к спине смоченную водой тряпку, холодок смягчил боль.
– От коней не отходит, а на трактор твой ноль внимания. Вроде не городской парнишка…
– Какой он городской, было да сплыло, – защищал Славку папа Митя.
Лошади все понимали, тянули к нему умные морды, пытались ухватить куст бархатистыми губами. Смотрели грустно и устало, словно все знали о нем. А он, как ни вглядывался, понять их не мог.
Тем временем мужики перекусывали: хлеб, яйца с картошкой, запивая холодным чаем из бутылок. И Славка с ними ел за компанию.
И вновь закружился хоровод волокуш, заурчали трактора. Второй стог стал вырастать на глазах из лохматых копен. На стан они вернулись уже в потемках. Едва сполоснулись, как папа Митя вспомнил о своем обещании.
– Поди-ка сюда, на коне прокатишься, пока лошадей пастись не отпустили.
Лошадь, которой выпало его катать, стояла смирно, перебирая ушами, и косила на него лиловый глаз. Им она сразу многое видела, судя по отражению, не то, что глупый бычок. Славка на сенокосе ее не видел, видимо она не работала и, наверное, изнывала от безделья. Он и моргнуть не успел, как вознесся над ее спиной и уселся, широко раздвинув ноги. Штанины задрались и голыми коленками он ощутил какие горячие у лошади крутые бока. Сидеть на костлявой спине оказалось неудобно, совсем как на гребне крыши, куда его однажды затащил неугомонный Ленька. Славка обеими руками вцепился в уздечку, испуганно поглядывая на папу Митю – высоковато!
И едва не скатился по гладкому лоснящемуся боку, но удержался, вцепившись в гриву. Уф-ф! – выдохнул он от неожиданности, поудобнее устраиваясь на спине. Фыр-р! – насмешливо откликнулась лошадь. Поняла, какой неопытный ездок на нее взгромоздился. Но терпеливо дождалась, пока папа Митя, легонько хлопнув, не отправил ее вперед. И лениво пошла, мерно кивая головой, – куда глаза глядят.
Славка сидел на лошади прямо, как гвоздик, и каждый лошадиный шаг отдавался во всем его теле. Так, неспешно, он объехал вокруг избы, а на втором круге приспособился, осмелел и натянул уздечку. Лошадь остановилась. Управлять ею оказалось несложно, даже приятно. Потянешь влево – идет налево, взмахнешь правой рукой – забирает правее и прибавляет шагу. Но вскоре ему надоело кружить на одном месте. Славка стукнул пятками по лошадиным бокам и резко дернул за уздечку. Лошадь задрала голову, дико всхрапнула и понесла.
Он зарылся лицом в жесткую гриву, судорожно вцепился в нее обеими руками и еще успел расслышать вдогонку: «Бросай узду!» И больше ничего не помнил, лишь изо всех сил стискивал коленями лошадиную спину. Куда они мчались по кочкарнику, он не видел, лишь слышал запаленное дыхание и стук копыт. Промчавшись бешеным галопом с километр, лошадь сбавила ход, остановилась, шумно поводя вспотевшими боками. Славка, зверьком вцепившийся в гриву, осторожно приподнял голову и глянул по сторонам. Лошадь неторопливо брела берегом речки, подхватывала губами пучки сочной травы, видать, смирилась с наездником.
По тропинке от стана к нему бежали люди. И впереди всех мчался папа Митя. Испуг еще дрожал в груди, но Славка уже ликующе подумал: «Удержался, не упал!» Нашарил запутавшуюся в гриве уздечку, расправил плечи и направил лошадь навстречу бегущим. Она послушно развернулась и пошла, медленно и виновато переступая копытами. Понимала, какой переполох устроила.
Подбежал, хватая ртом воздух, папа Митя, широко расставил руки, и Славка мешком свалился в его объятия. Все-таки он здорово перепугался – ноги тряслись и плохо слушались.
