Ноги в ладненькой обувке вынесли Славку на крыльцо и встали как вкопанные. Умытое лесной росой солнышко высвечивало на земле каждую травинку. И в этом ему очень помогало росшее у забора раскидистое деревце – в углу двора словно лучезарное облачко опустилось. Сладкий дразнящий аромат цветов витал в воздухе. Славка вдохнул его полной грудью и сбежал по ступеням крыльца.
Деревце, окутанное белым цветом, звучало. Славка подобрался к нему ближе, но не понял, отчего изнутри его идет ровный непрекращающийся гул. И тут над ухом кто-то вжикнул и с размаху вонзился в золотистую чашечку цветка. Не отрывая глаз от подрагивающих лепестков, он заглянул туда и увидел полосатую пчелку. Пошевеливая прозрачным брюшком, приподнимая слюдяные крылышки, она озабоченно искала что-то там своим хоботком. Славке страсть как интересно стало, что это она вынюхивает, и он чуть не уткнулся в цветок носом. Пчелке это не понравилось. Рассерженно жужжа, она боком отлетела повыше. Славка проводил ее взглядом и понял, откуда идет этот густой звук – над деревцем вилось множество таких же сладколюбивых пчел.
Цветок с нежно-белыми лепестками, отряхнувшись от тяжелой пчелы, глядел желтеньким веселым глазом. Славка лишь разок его нюхнул и сразу сообразил, отчего ни одна пчелка мимо пролететь не может.
Но тут он вспомнил, ради чего торопился во двор – ему же предстояло познакомиться с коровкой и бычком. Огляделся кругом, никого не было, и забеспокоился – куда же они подевались? И тут кто-то буцкнул с той стороны дощатого забора и сказал ни бе ни ме. Славка подставил глаз к узкой щелке.
Перед ним, расставив голенастые ноги, склонив лобастую с белой звездочкой голову, стоял рыжий бычок. Выпуклый фиолетовый глаз, казалось, внимательно изучал Славку. О таком подарке можно было только мечтать. Славка отпер калитку и, раскинув руки, двинулся ему навстречу. Бычок разрешил погладить упрямый лоб в шелковистых завитках, измуслякав руку мокрым носом. «Э, да он совсем еще маленький», – определил Славка, нащупав вместо рожек два твердых бугорка. И едва он успел узнать, откуда растут рога, как бычок напружинился, взбрыкнул и торкнул его в живот. Да так, что он отлетел к забору. Бычок с веселой решимостью отступил на шаг и приготовился еще наподдать ему.
– А-а! – завопил Славка, успев увернуться от очередного тычка, но тут же получил в бок – молчи лучше!
На шум и вой прибежал папа Митя, оттащил бодливое создание, укоротив веревку, на которой он гулял вокруг колышка.
– Он, он первый начал, – проглатывая слова, всхлипнул Славка, потрясенный вероломством своего бычка. – Я только… погладить хотел, а он… драться сразу…
– Ладно, помиритесь, – простил их обоих папа Митя. – Но ты его остерегайся, он еще у нас глупый.
Славка с опаской косился на задиру, успокаиваясь и готовясь простить теленка. Пусть теперь попрыгает вокруг колышка, сам виноват, убавил таким поведением себе свободы. Бычок исподлобья смотрел на него и делал вид, что ни капельки невиновен.
– Можешь побыть здесь, на огороде, только грядки не потопчи, – разрешил папа Митя.
И только тут Славка понял, что перед ним расстилался огород. Съестного, правда, на нем еще не выросло. Из земли едва проклюнулись зеленые росточки. Разве что можно было пощипать толстые перья лука, если есть привычка к горькому. Славка по-хозяйски обошел грядки, набрел на высокую и длинную земляную кучу, прикрытую сверху стеклянными рамами. За лежачим окном виднелись упругие широкие листья. Огуречные, должно быть, – машинально отметил он, хотя и не помнил – видел ли когда, как растут огурцы.
В дальнем закоулке огорода одиноко стояла маленькая бревенчатая избушка. Славка из любопытства легонько потянул на себя дверь, а она возьми да откройся. Легко и без скрипа. Но едва он шагнул за порог, наподдала ему в спину, взвизгнув пружиной, и оставила в полутьме. Тотчас же с полки под потолком кто-то выставил лохматую бороду и пошевелил ею. Славка опрометью бросился назад и опомнился только между грядок. Перевел дух, осмотрелся – никто, кроме телка, не видел его позорного отступления.
Тихо, спокойно было вокруг. Под ласковым солнышком нежился зазеленевший огород. Но кто-то же прятался там, в избушке? Он приложил ухо к бревенчатой стене и попытался услышать, не шебаршит ли кто там. Но в ушах уже звучали говорливые и переливчатые звуки. Будто стеклянная птичка скакала по камушкам, бормотала себе под клюв.
Тропинка обогнула избушку, побежала мимо ягодных кустов, нырнула в калитку, стекла вниз и вынесла Славку на бережок светлой речки. Чуть выше по течению вода сердито одолевала каменистый перекат – там и вызвенивала птичьими голосами. Он медленно опустился на мягкую траву, завороженно уставился на прозрачную гладь. Здесь речка образовала небольшой омуток и плавно, успокоенно утекала дальше. А он уже более ничего не слышал, кроме как ее звонкого говорка да шелеста разомлевших на солнце узколистных ветвей краснотала. Еще о чем-то глубоко своем вздыхала земля, но ее живой голос и вовсе ему было не понять. Даже если крепко-накрепко прижаться к ней щекой. У нее свои тайны.
За каменными стенами детдома ничего подобного услышать было нельзя. Там всегда что-то гремело, трещало, скрипело, кричало и скреблось. Даже ночью гулкие звуки не давали покоя. Недалеко тянулась железная дорога и оттуда доносились обрывки хриплых фраз, постук колес, лязг вагонов на сцепке, вскрики маневровых тепловозов. Вдобавок кто-то всегда сопел в подушку, кашлял, бормотал во сне.
Славка с неизъяснимым наслаждением слушал, как движется кругом жизнь и замыкается на нем. Слушал и утверждался в мыслях, что все это навеки останется в нем. Это вот старое шершавое дерево, нависшее над водой. Гибкие краснокожие кусты в переменчивых зелено-серебристых одеждах. И россыпь пестрых камешков на дне, подобранных речкой. Даже кусок высокого голубого неба над головой, отороченный со всех сторон таинственно шелестящими зарослями. Ему так раньше не хватало этого, прочно стянутого крепкими нитями корней, берега.
Крохотный черный муравей настойчиво пытался одолеть сломленную сухую былинку. Славка, задумчиво наблюдая за его поползновениями, внезапно подумал, что теперь ему предстоит оберегать это место. Оно было его и ничье больше. Неведомая отвага пробуждалась в слабеньком теле. Эту речку, эту землю и это небо он уже никому не отдаст. Потому что научен горьким опытом – если общее, то это чье угодно, только не его.
Солнышко припекло спину, и Славка спрятался под тенистый куст, сломанная ветка которого лениво полоскалась в воде. Вокруг нее сновали расторопные водяные жучки. Он, по незнанию, прозвал их бегалками. Одни носились, смешно перебирая растопыренными лапками, другие утюжками бороздили поверхность. У тех и у этих, судя по всему, дел было невпроворот. И вдруг невдалеке будто кто шлепнул мокрыми ладошками. Славка крутнулся на месте, но за спиной никого не оказалось – кто бы мог швырнуть в речку камешек. И перевел глаза туда, откуда донеслось – шлеп! В том месте из-под воды высовывалась коряга, вода маслянисто отсвечивала, кружила хлопья пены.
Долго ждать не пришлось: серебристая рыбка сверкнула в воздухе и узким лезвием вонзилась в речку.
