Тут у Базы зазвонил телефон, и, пока она разговаривала, мы с Арианной вышли на террасу и уселись на диван-качалку. Весна еще не наступила, но солнце пригревало, и было уже не так холодно. Мы оба были в толстовках – я в бордовой, Арианна в голубой – и шерстяных шапочках. По всей террасе, довольно неухоженной, стояли какие-то странные растения. Засохшие, без цветов, идеально отражавшие мое внутреннее состояние. Сидя в тишине, мы лениво ковыряли пирог. Я украдкой поглядывал на Арианну. Солнце играло в ее волосах, и они блестели, точно каштаны. Рука свободно лежала на подушке, едва не касаясь моей.
– Слышал про Филиппо? – вдруг спросила она.
– Который Мартуццо?
– Да кому он нужен, этот Мартуццо? Я про Филиппо Ланжеллу.
– И что он натворил? Выкурил сигарету в туалете? Ругался на уроке? Загремел в полицию?
– Не угадал. – Она легонько, почти неощутимо, качнула диван.
– Он теперь твой парень? – рискнул я.
– Скажешь тоже! С чего вдруг?
– Да ни с чего, просто… – Я отвел взгляд.
– Он поступил в семинарию.
– Чего?! – Я выпрямился на сиденье. – Прикалываешься, да?
– Ни разу.
– Филиппо Ланжелла? Лучший форвард школы? Мечта любой девчонки? Решил стать священником?!
– Я с ним сегодня на перемене разговаривала.
– А База в курсе?
– Понятия не имею.
– Да она умрет от зависти, если ты вперед нее узнала такую новость. Это же бомба!
Арианна, улыбаясь, положила в рот последний кусочек пирога.
– Он как египетский козодой, да? – сказала она. – Мы-то думали, что знаем его. А сами видели только маску. Он прятался от нас в пыли.
– Вот уж про него бы никогда не подумал!
Арианна дурашливо покачала головой, и я понял, что хочу остаться здесь навсегда. Рядом с ней, на этом диванчике.
– На самом деле, – дожевав, продолжила она, следуя за путеводной нитью своих мыслей (которая словно вела ее по лабиринту, прямо как нить Ариадны), – вокруг полно таких, как он. Ты замечал? Например, Джулио. Первый ученик в классе. Думаешь, он со своими друзьями серьезные разговоры ведет? Я позавчера болтала с девчонкой, с которой хожу на танцы и которая живет в его доме. Вспомнили Джулио, и, когда я сказала, что он учится лучше всех, она долго смеялась. Не верила, что я говорю правду, представляешь? Я никак не могла ее убедить. А взять Алессию? Фанатка маечек с диснеевскими мультиками, совершенно дурацких… У нее их полный шкаф, я сама видела. Я как-то спросила, почему она их в школу не носит? Оказалось, стесняется. Хочет казаться не такой, какая она есть. Типа там правильные брючки и так далее. И я так и не поняла, в каком же, блин, смысле они правильные?
– Рассадник козодоев… – пробурчал я.
– Да уж.
Я собирался что-то ответить, но слова замерли на губах. Мне хотелось взять ее за руку и сказать, что главный козодой – это я, что я прямо-таки эталон козодоя. Доверху набитый всякой хренью. Джакомо, с которым можно поржать. Джакомо, у которого всегда прикол наготове. Джакомо беззаботный. Я хотел рассказать про Джо и извиниться за то, что молчал раньше. Я знал, что она не рассердится; знал, что ответит: ничего страшного, и все же так и не смог выдавить ни слова. Вместо этого я сказал:
– Единственный, кто тащится от того, что он не такой, как все, – это Носатый. Но у него и друзей нет.
Выглянула База:
– Эй! Здесь кто-нибудь работать собирается? Или сдадим вместо доклада вашу фотографию, как вы тут раскачиваетесь?
Я поспешно поднялся, словно меня застали за неблаговидным делом. Арианна, зажмурившись и подставив лицо теплому послеполуденному солнцу, посидела еще, вдыхая прохладный воздух.
– Кто там следующий? – тихо спросила она.
– Летучие рыбы, – сообщила База.
– И как они защищаются?
– Летают! Мы думаем, что это они так развлекаются, что им нравится летать, а они, оказывается, от хищников удирают. Печально, да? Летят вроде такие свободные, романтичные… а на самом деле пытаются спасти свою жизнь.
Тираннозавр, на помощь!
Однажды утром нас повезли на мероприятие, посвященное безопасности на дорогах. Организовали там все с размахом. Вначале обучающее видео: выступление парня, потерявшего в аварии лучшего друга (который и был виноват, поскольку сел за руль пьяным); выступление какого-то накачанного гребца (призванного, очевидно, продемонстрировать альтернативу кривой дорожке), сводившееся примерно к следующему: если ты вообразил себя крутым и неуязвимым, есть повод задуматься. Короче, когда мы туда добрались, я увидел, что из других школ тоже народ пригнали. Точнее, из школы Витто. А еще точнее, я увидел класс Витто. И его самого. Витто то есть.
Я дружески дал ему по шее, и мы довольно неуклюже исполнили нечто вроде маорийской хаки (наше традиционное приветствие). Потом, нарушая требование учителей не откалываться от своих, уселись рядышком в нейтральной зоне, в глубине зала.
– Ну что, твоя пассия тоже тут? – поинтересовался он.
– Кто, Арианна?
– Тебе виднее. Или это я тебе должен сказать, кто твоя пассия?
Я показал пальцем в просвет между головами двух ребят, сидевших впереди чуть правее нас. Витто вытянул шею, чтобы лучше видеть.
– Каштановые волосы, розовый свитер?
Я, подняв брови, цыкнул языком, что означало: в точку!
Витто решительно потряс головой.
– Что такое?
– Слишком хороша для тебя, Мацца.
– Сказал Брэд Питт.
– А я при чем? Это же не я на таких западаю! Я себе по уровню выбираю. Лучше синица в руках. Чем годами безрезультатно пускать слюни.
– Я не пускаю слюни.
– Ну, ты понял, о чем я. О, глянь туда!
Через четыре ряда от нас несколько ребят из второго класса сдвинули головы над чьим-то телефоном, – наверно, видео смотрели, – не замечая, как сзади к ним бесшумной акулой приближается учительница.
– Щас она их сцапает!
Попались. Телефон конфискован.
По залу разносился приглушенный рокот голосов, словно лед потрескивал на водоеме. Женщина-психолог, которой поручили произнести вступительную речь, мужественно пыталась не сбиться с темы, но было видно, что она боится провала. Кто-то рисовал в тетради комиксы, прикидываясь, будто конспектирует; кто-то спал; кто-то, уставившись на сцену, думал о своем. За нами трое ребят постарше – видимо, из лицея – трещали не закрывая рта, но я не обращал на них внимания. Наступила очередь гребца, который на самом деле оказался вполне нормальным парнем, веселым, и говорил недолго. А потом меня вдруг обожгло раздавшееся сзади слово «даун».