В глазах Джо мелькнуло высокомерие. Я ответил взглядом, полным братской любви.
– Велосипед… – заговорил я. – Плевать, что ты не разговариваешь, Джо. Плевать, что считать не умеешь, это мы как-нибудь переживем. Плевать на все. Но велосипед… Хотя бы велосипед, Джо!
Мою пылкую преподавательскую речь прервал звонок в дверь. Я пошел открывать. Бабушка Пьера принесла зеленую фасоль на ужин. Вернувшись, я еще пару раз прокрутил то видео, где учусь ездить на велосипеде. Ну, может, и не пару, а побольше. Но точно меньше десяти. Просто я от кого-то слышал, что можно научиться чему-то, наблюдая, как это делают другие.
А потом мама позвала нас ужинать.
* * *
Тарелки уже стояли на столе. Зеленая фасоль и мясо. У Джо, как всегда, все измельченное, – не спутаешь. На этот раз Кьяра постаралась. С тех пор как он опасно подавился сосиской, мы стали резать на мелкие кусочки все, что предназначалось для его желудка. И делали это с таким рвением, что, попадись нам под руку какой-нибудь посторонний предмет, и его бы искромсали.
Выкладывались на сто процентов.
Еще не хватало, чтобы это повторилось.
У Джо всегда были большие проблемы с пищеварением.
В раннем детстве его часто рвало во время еды. И он далеко не сразу усвоил, что нужно побежать в ванную, поднять крышку унитаза и наклониться. Паршиво ему было. Иногда он даже при слабом позыве срывался из-за стола и бросался на колени перед унитазом, высовывая язык. Иногда тошнота проходила сама собой, иногда его действительно рвало. Из-за этих проблем ему несколько раз оперировали желудок.
* * *
Случай с сосиской произошел за обедом.
Мы все сидели за столом, кроме папы, который был на работе. Кьяра болтала про нравившегося ей одноклассника. Аличе изливала восторги по поводу своих новых танцев. Мама пересказывала услышанную от кого-то шутку. Все трое говорили одновременно. Мне сказать было нечего, и я молча слушал.
Короче говоря, мы думали каждый о своем, и не слишком пристально следили за Джо. Ну не могли мы помнить о нем каждую чертову секунду.
А должны были.
Потому что Джо тем временем ухватил большой кусок сосиски – слишком крупный для него – и положил в рот. Чертов кусок, до которого он черт знает как дотянулся. И этот кусок опасно протиснулся ему в горло. Словно потный здоровяк на концерте, ввинтившийся в толпу прямо перед тобой: загородил весь обзор, да еще и кислород перекрыл (в тесноте-то не двинешься). Вот и Джо тогда перестал дышать.
Нас заставило обернуться тихое зловещее шипение. Джо уже потихоньку синел. Все вскочили; мама с отчаянным криком бросилась трясти его, пытаясь вытолкнуть застрявшее (что именно застряло, мы тогда еще не знали). Я в ужасе схватил городской телефон, чтобы звонить папе. Мама, ничего не добившись и не зная, что делать, кинулась к мобильнику просить Нелли – ее подругу и нашу соседку – отвезти их в больницу.
Дальше все было как в тумане.
Рыдающие Кьяра и Аличе. Всеобщая паника (впервые я по-настоящему осознал смысл этого слова). Плачущая мама с Джованни на руках. Тот уже не дышал и был серый как мертвец. Все вокруг пропиталось смертью. Кухня, стол, холодильник, хлеб, сыр и особенно – оставшаяся часть сосиски. Смерть была везде.
Подъехала Нелли, и мама выбежала из дома. Больница, к счастью, была совсем недалеко. Точнее, вообще рядом. И я тогда понял, почему мы там поселились: это был хитрый ход родителей, предвидевших нечто подобное.
Что было потом, я не знаю.
И мне до сих пор страшно представить, какой ужас пришлось пережить тогда маме. Правда, уже через полчаса или даже меньше у нас зазвонил телефон, и мама сообщила, что волноваться не о чем: все разрешилось благополучно и Джо в порядке; его оставят там ненадолго на всякий случай, но он совершенно точно выздоровеет. Собственно, так оно и вышло, иначе писать дальше было бы не о чем.
Но вот то наше получасовое ожидание… Все в доме будто окаменели. Погрузились во тьму. Мы с Кьярой и Аличе сидели одни в полной тишине. Никто не осмеливался говорить, словно одно неверное слово могло вызвать необратимые последствия. Кьяра и Аличе крепко держались друг за друга, а я вцепился в батарею. Мы как будто приготовились к встрече с ураганом.
Все случилось настолько быстро.
Раньше я думал, что тишина – это когда не слышно никаких звуков. Но тишина звучит, и каждый раз по-разному. В те полчаса тишина говорила со мной и сказала, что я нужен Джо. Постоянно. И я понял, что вот так, как сейчас, без Джо, жить дальше просто не хочу. Я чувствовал, что его проблемы – они и мои тоже. Ну а мои проблемы… с ними я как-нибудь сам разберусь, никого не напрягая. Сам найду решение. По крайней мере, я на это надеялся.
* * *
С тех пор Джо возненавидел походы к врачу и стал до смерти бояться людей в белых халатах. Однако у врача ему приходится бывать чуть ли не чаще, чем дома, и с этим ничего не поделаешь. И только мама способна ориентироваться в его лопающихся по швам медицинских картах, где сам черт ногу сломит. Мы часто шутим, что в нашей семье папа – это мотор, сестры и я – колеса и передачи, мама – топливо, а Джо вальяжно восседает на пассажирском сиденье, наслаждаясь музыкой (в последнее время это исключительно Капарецца, композиция Mica Van Gogh). Помню, когда он был помладше, мы только и слышали от мамы, что она его куда-то повела – то на физиотерапию, то на музыкотерапию, то на лого-что-то-там-ию… Я путался в этих названиях; правда, они всегда заканчивались на «ия», поэтому, если мама кричала из коридора, что идет на какую-то там «ию», было ясно, что это связано с Джо.
Мама для нас что угодно сделает.
Ради семьи она бросила учебу, когда до получения диплома оставалось всего два экзамена.
Она стирает, гладит, моет, убирает и готовит; если и случается, что к нашему возвращению из школы обед не стоит на столе, он обязательно ждет нас или в холодильнике, или в духовке, или на плите. Наша мама – предприниматель. Она инвестирует каждый день. В нас. Не деньги, нет, а свое время. Каждый час, каждую секунду, всю свою жизнь (правда, что касается денег, то инвестировать у нас особо нечего).
Мы никогда этого толком не осознавали. По крайней мере, мы, дети. Иногда я думаю, сколько же, должно быть, забот омрачали тучами души родителей за эти годы! Но если тучи и несли с собой дождь, мы об этом так и не узнали, потому что на нас не упало ни капли.
Весь дождь принимали на себя мама с папой.
* * *
Такие дела.
* * *
В общем, как я уже говорил, у врачей Джо приходится бывать чуть ли не чаще, чем дома. К примеру, каждый год нужно заново устанавливать степень его недееспособности. Это такой тест, вроде собеседования, во время которого на основе поведения Джо врачи определяют, насколько он самостоятелен и адекватен (от этого зависит размер государственного пособия).
