– А не боишься встать на его пути с горсткой воинов? Три сотни всадников и восемьсот пешцев – не великая сила.
– Всадников я тебе оставлю. Их на стругах перебрасывать неудобно. Да и ни к чему они там.
– Тем более. Он ведь тебя сомнет.
– Отец, ты же видел действие моей пехоты в бою. Ты опять ее недооцениваешь.
– Твои пешцы…
– Пехота.
– Хорошо, пехота, – поморщился отец, – она победила отряд всего в шесть сотен всадников…
– На реке Шелони – около двадцати сотен.
– Пусть так. Ахмад же приведет тьму-тьмущую. Меньше ста сотен и не жди. А может, и больше.
– Так и что? Он приведет степных воинов. У них брони железные будут едва ли у шестой части. Да и то совсем не обязательно. Остальные – это обычные пастухи, поднятые в ополчение.
– Но их будет много!
– А у меня будут стены. Ты опять не веришь моим словам? В крепости, пусть самой убогой, хан Ахмат ничего не сможет сделать моей пехоте. Особенно если усилить ее саламандрами. Приступом он крепость не возьмет. А осаду долгую держать не сможет.
– Хорошо, – недовольно буркнул Великий князь после долгой паузы.
– Ты не веришь мне?
– Верю, – нехотя ответил Иван Васильевич. – Но уразуметь не могу. Дивно и странно все. Понимаю, что ты ту литовскую конницу под Москвой разогнал ссаными тряпками. Словно бродяжек каких. Но все одно – чую – беда приключится.
– Думаешь, что убьют?
– Чувствую.
– Ну и леший с ним. Тебе же легче станет, – усмехнулся Ваня.
– Не говори так! НИКОГДА НЕ ГОВОРИ ТАК!
– Отец, – устало произнес Ваня. – Я ведь знаю, что священники меня не любят и ежедневно тебя склоняют к озлоблению на меня. Я им враг, ибо сломал замысел великий, вгоняющий всю Русь им под пяту. Не удивляйся. Доброхоты многое мне рассказывают. Хватает и злодеев языкатых, которые подбивают меня на открытый бунт против тебя. Не явно. Но так – исподволь, исподтишка.
Великий князь промолчал, смотря хмуро на сына. Так что он продолжил после небольшой паузы:
– Я ведь должен был умереть тогда… вместе с матушкой. Посему ныне каждый день на бренной земле – подарок. Я не боюсь умереть. Поверь – это не так страшно. Поэтому нет у меня никакой робости перед выступлением к Алексину. Погибну – значит, так тому и быть. А нет – дело доброе сделаю.
– Сын… – начал было говорить отец, но Ваня его перебил:
– Меня убьют. Не сегодня, так завтра. И выбор у меня невелик. Либо забиться под лист лопуха и дрожать как заяц, либо действовать открыто и смело.
– Митрополит мертв, брат мой – в монастыре прощение у Всевышнего вымаливает. Кто тебя хочет убить?
– Скажи, я ведь прав? И священники тебе стараются пакости про меня или людей моих сказывать?
– Стараются, – после долгой паузы произнес отец.
– И что, уже антихристом называют?
– Нет, – усмехнулся Иван Васильевич. – Пока только людей твоих поносят. Дескать, бесовскими вещами занимаются, а ты их в том покрываешь.
– Вот видишь, – улыбнулся Ваня. – Если долго человеку говорить о том, что он свинья, то рано или поздно он захрюкает. В конце концов и ты поддашься этим уговорам да вкрадчивым наветам. Поверишь. Вопреки всему. Поэтому я и говорю, что убьют меня рано или поздно. Если сам не казнишь, то в опалу отправишь. А там и враги подсуетятся, дабы последовал я за своей мамой. Боюсь, что даже до монастыря не доеду.
– Ты мой единственный сын!
– Это сейчас. А потом? Ты ведь возьмешь себе жену, и она родит тебе еще наследников. Поверь, я не против. Я буду искренне рад братьям и сестрам. Но… разве мир состоит только из добрых людей?
– Сын… – начал было говорить Иван Васильевич.
– Отец! – перебил его Ваня. – Давай не будем. Ты прекрасно все понял. Священники не смирятся с тем, что ты из-за меня рассорился с греками. Ни греков они мне не простят, ни митрополита, ни жизнь мою.
– Ваня… – попытался с жалостью произнести Великий князь.
– Не надо, отец. Не надо. Я живу в долг. То, что я до сих пор жив, – уже чудо. Я не знаю, зачем Бог не дал мне умереть тогда, но явно не для того, чтобы я забился в щель, как мышь, и сидел там тихо. Посему давай не будем. Я поеду в Алексин с пехотой и саламандрами. Бог даст – отстою город, а погибну – так тому и быть. Все лучше так погибнуть, чем умереть от яда в похлебке.
– Боже… – тихо выдохнул Иван Васильевич и схватился за голову обtими руками. А на лице его явно проступило отчаяние. – Что же делать?
– Жить, – грустно произнес сын. – Просто жить. Бог даст, побарахтаемся еще. Я сдаваться не хочу и не буду и по кустам прятаться не желаю. Мне не нравится война, но веришь – я отдыхаю в походе. Не нужно постоянно искать яда буквально во всем. Я даже причастие ныне с опаской принимаю. Потравят ведь. Как крысу амбарную потравят. С них станется.
Глава 5
1472 год, 28 июля, Алексин
Первоначальные планы кампании пришлось менять сразу после того, как выяснилось, КАКАЯ крепость стояла в Алексине. С теми укреплениями можно было и не устоять. Пришлось спешно изготавливать кованый шанцевый инструмент и выдвигаться к городку сразу с началом навигации.
Высадились. Разместились. Занялись делами.
Небольшая деревянная крепость являла собой в плане треугольник с шестью небольшими башнями. Вот вокруг него Ваня и принялся формировать контур земляной крепости бастионного типа. Сначала солдаты отсыпали три мощных угловых бастиона. А потом соединили их невысокой куртиной. Благо протяженность стен вышла небольшая – примерно по сто метров каждая. Так что объем работ для тысячи человек большой, но не так чтобы и непреодолимый. Особенно имея под рукой железные лопаты с заступами и колесные деревянные тачки.
И вот, наконец, 27 июля разъезды, организованные из крошечного гарнизона, вернулись взмыленными и испуганными. Шли татары.
Вопреки распространенной практике княжич не стал набивать гражданское население в крепость. Нет. Это было слишком рискованно. Потому как площадь укреплений небольшая и туда едва-едва помещался усиленный гарнизон. Поэтому пейзан начали эвакуировать на левый берег Оки с помощью стругов. А вместе с ними и имущество их перевозить, живность всякую и так далее. Благо заранее на той стороне, в ближайшем лесу нарыли землянки силами самих же жителей.
Однако не успела начаться эвакуация, как к городу подошел один из отрядов татар. Небольшой, но наглый. Тот самый, который заметил разъезд. Впрочем, зашел он неудачно и, получив залп из пищалей, отошел, потеряв два десятка убитыми. Там и было-то едва с полусотню всадников, поэтому такой урон им сильно охладил лихие головы. Руки в ноги, и только копытами засверкали, стремясь как можно скорее покинуть это негостеприимное поселение. А значит что? Правильно. Давая людям возможность эвакуироваться более полно, забирая с собой все, что только можно.
