Первый раз сын поехал в лагерь, когда ему было семь лет. Я очень боялась за него. И за себя. Я боялась, что мой страх за него не даст ему нормально отдохнуть, что я буду названивать ему ежечасно и в ужасе спрашивать, не болит ли у него что-нибудь и что он ел.
И если он хотя бы всхрипнет или даст мне понять, что ему грустно, я немедленно брошу все и побегу забирать его из лагеря. Поэтому я нашла лагерь в восьми часах езды от дома, в котором телефоны выдают детям только после смены. Для связи с родителями – телефон у вожатых.
– Не звоните детям первые три дня, они адаптируются и могут плакать, – сказал начальник смены родителям, и я услышала это как «вашим детям будет плохо».
Я боролась со своими страхами, отчаянно возводила баррикады между мной и ними целый день. Но не смогла, сорвалась. Позвонила сыну в первый же вечер. Слушала гудки с ухающим сердцем. Наконец в трубке возник голосок Даси:
– Мам, алло, что ты хотела? Что-то срочное? А то у нас репетиция, и я солист…
Я поняла: моему сыну без меня прекрасно, это мне без него плохо. Это не дети, это родители адаптируются и могут плакать. Я улыбнулась и сказала, сглотнув слезы:
– Просто хотела сказать, сынок, что очень люблю тебя…
Не позволяйте страхам рулить вашей жизнью, пусть правит здравый смысл. Это, конечно, не мгновенное решение, а долгий процесс, этому нужно учиться. Но начать можно с щеколды.
Я больше не прячу своих детей от жизни за дверью с пятью замками и щеколдой. Моя щеколда всегда открыта. Заходи кто хочешь, бери что хочешь. Мы всем рады!
Ъ
Моя мама часто рассказывала мне историю про хлеб, главной героиней которой была я. Мне – шесть или семь лет. Мама помыла голову, приготовила обед и обнаружила, что дома нет хлеба. Без хлеба – ну что за обед?
Была осень, прохладно – с мокрой головой за хлебом не побежишь, хоть магазин и в шаговой доступности. Мама придумала послать меня за батоном. Дала деньги и отправила в магазин через дорогу. Предупредила, что будет смотреть на меня из окна. Ну, чтобы я ощущала ее поддержку и мне было не страшно дебютировать в роли самостоятельного покупателя.
Дело было в Москве, а выросла я в маленьком Калининграде. Я испытывала стресс от интенсивности движения и количества людей на улице, от того, что я ничего и никого не знаю, что все вокруг чужое.
Я плохо помню эту историю. Возможно, память заботливо спрятала стресс на антресоль памяти, и мне оттуда не достать ни причин, ни подробностей. Почему я оказалась в Москве, если жила в Калининграде до 13 лет? Может, приехала на каникулы? Или просто к родителям на недельку? Не помню.
В общем, маленькая напуганная девочка в чужом большом городе идет за хлебом. Переходит дорогу, оглядываясь на окна, в которых мама смотрит за ней. Подходит к магазину, тянет на себя дверь. Она не открывается. Тяну изо всех сил – нет, ни в какую. Я даже ножкой упираюсь в стену – ну же, открывайся, но нет, дверь будто намертво закрыта.
Я чуть не плачу. А может, и плачу, не помню. Смотрю в окно. Там мама, она, наверное, за меня переживает. Я стою минуту, две, пять. Что стою, чего жду? Через пять минут я растерянно возвращаюсь домой. Без хлеба, естественно.
Дома встречает мама. Она говорит, что я растяпа. Что дверь в магазине открывается не на себя, а от себя, и что мимо прошло столько народу, у которых можно было бы попросить помощи, а я как истукан продежурила у двери пять минут – и домой. И что я не выживу в мире людей, если не научусь думать головой и использовать язык по назначению. Мне было стыдно, и я раскаивалась, это я помню хорошо.
Впоследствии эта история трансформировалась в смешную семейную байку, как маленькая Оля тянула, а не толкала дверь и не смогла купить батон. Над этой байкой принято было смеяться, и я послушно смеялась. Долго, до совершеннолетия точно.
Но когда я научилась думать своей головой – а это лет в 18 примерно случилось, – я слушала эту историю в сотый раз, но больше не смеялась. Маленькая напуганная девочка, замкнутая, неловкая, недотепа такая, делает что-то не так и вместо поддержки взрослых и мудрой подсказки получает смех. Великолепная почва для комплексов, просто чернозем!
Смех может обнять и спасти, а может догнать и убить.
Прошло около 30 лет, и уже мой сын пошел в магазин самостоятельно в первый раз. Я была рядом, страховала и была готова броситься на помощь, если что-то вдруг случится. Потому что моя задача – защитить его от травм, а не создавать эти травмы искусственно.
Моя мама никогда не считала себя плохой матерью, и никакой рефлексии над своими поступками у нее не было. Она всегда была права, а если вдруг не права, то уж точно не виновата.
Если честно, я думаю об этом почти с восхищением. Вот почему у поколения наших мам отключена функция сомневаться в себе? Допускать мысль «а вдруг я ошиблась?». На отработку этих сомнений и прощения себя за неидеальность я трачу прорву энергии, а у мамы вообще не было такой статьи расхода энергии. Как научиться этому, как достичь такого дзена в вопросе самодостаточности?
Когда я приходила к маме за ответами, то сталкивалась с искренним недоумением. Если я, движимая любопытством и горящим желанием найти ответы, спрашивала: «Мам, а почему ты меня так долго не забирала от бабушки?», мама видела в вопросе зашифрованное осуждение и защищалась возмущением: «Ты намекаешь, что я плохая мать? Да как ты такое можешь говорить?» А я ни на что не намекала – просто искала ответы.
Этот рассказ написан в соавторстве с моими читателями. Я попросила подписчиков в блоге написать в комментариях о самом актуальном вопросе материнства: что именно волнует мам, что болит. В детстве мы часто говорили присказку: «У кого что болит, тот о том и говорит». Вот я и хотела, чтобы мои читатели «о том и говорили».
И я сама не ожидала того, что получила. Моя личка была завалена письмами читательниц. Они писали, что часто чувствуют себя плохими матерями, неидеальными, ленивыми и несчастными. Они делились своими историями, но не в комментариях, а в личку, шепотом, потому что они стесняются своей неидеальности! Они живут, придавленные чувством вины, листают чужие идеальные инстаграм-странички и страдают от своего несовершенства.
Они как бы устроились на новую работу и понимают, что не тянут, что заданий все больше, а сил все меньше, и как все успеть – непонятно, и награда в виде улыбки счастливого ребенка уже не кажется заслуженной.
Однажды я увольнялась с одной работы и переходила на другую – не могла позволить себе не работать. Я любила ту работу, с которой уходила, очень старалась соответствовать занимаемой должности, но мне всегда казалось, что моих знаний и компетенции периодически не хватает, я ощущала, что подвожу начальство, пыталась учиться ночами, но все равно не могла нагнать того уровня знаний, который бы закрывал все требования к качественному выполнению должностных обязанностей. Я уходила совсем в другую сферу, пробовать абсолютно новое и непривычное. Но я была молода, у меня не было детей, когда же еще пробовать?
