– Еще!
Слушаются. Какие хорошие исполнители! Трусливые только, а так – просто идеал. Все, от «спецназа» остается только воспоминание. Без толку бродящее по коридору, утыкающееся в стены и пускающее слюни воспоминание. Угроза устранена.
– Хорошая работа! – хлопаю псиоников по плечам. – Родина вас не забудет. Идите на место.
А еще через несколько минут появляются двое кинетиков, а с ними платиновая блондинка лет сорока и двенадцатилетний русоволосый ангел – жена и дочь моего напарника. Девочка видит отца и с криком «папа!» кидается вперед, но я задерживаю ее на полпути.
– Не сейчас, Надя, ладно? Видишь, папа очень занят? Сначала мы должны уехать из этого не слишком гостеприимного дома. Да, товарищ полковник?
– Уезжайте! – хрипит Сердитых. – Я прикажу, вас выпустят!
– Боюсь, вы меня не поняли. – Подхожу к нему улыбаясь и для убедительности поигрываю скальпелем. – Мы поедем на вашей машине, и вы составите нам компанию. А отказы сегодня не принимаются!
* * *
К востоку от Нижнего Новгорода
Эх, хорошо в зимнем лесу! Особенно когда снег на деревьях. И ели. Много елей. Больших, разлапистых. И у каждой ветки свое пушистое снежное одеяло. Но нам пока было не до любования пейзажем. Мы уезжали, бежали прочь от Нижнего Новгорода с заложником на заднем сиденье. Заложника я вырубил, когда мы отъехали от дачи полковника на достаточное расстояние. Эта мера была вынужденной, потому что Сердитых всех просто утомил своими постоянными причитаниями и уговорами отпустить. За кого он нас держал, интересно? Понятно, что Калашников, особенно в присутствии семьи, мог бы еще проявить мягкость и внять его просьбам. Но только не я.
Завернули к тайнику, где я оставил свой бесценный рюкзак, прихватили его и поехали на восток. Ехали не по федеральной трассе, а по идущим параллельно менее значительным дорогам – клиренс позволял. Машину вел Калашников. Дочка сидела рядом с ним, а на заднем сиденье теснились я, Ольга Петровна, супруга моего напарника, и Сердитых, который занимал чуть ли не половину места. Моя бы воля, я б его вообще в багажник запихнул, но присутствие женщины и девочки действовало в качестве сдерживающего фактора. Ольга Петровна после первых бурных благодарностей замолчала. Это и понятно – когда я вхожу в режим машины для убийств, мало у кого вообще возникает желание со мной пообщаться. Женщина интуитивно почувствовала это во мне и среагировала предсказуемо. Глеб Александрович старательно отвлекал Надю разговорами, хотя, я думаю, родителям еще придется немало потрудиться, чтобы избавить ее от ночных кошмаров после этого похищения.
– Сколько проехали? – наконец осведомился я у Калашникова.
– Около тридцати километров.
– Хорошо. Остановите, тут мы сойдем.
– Мы?
– Ну да. Я и полковник Сердитых. Или вы собрались везти его до самого конца?
На лицо Калашникова набежала тень. Похоже, он подумал самое плохое. Но при семье сказать не решился и заметил только:
– Он же без сознания!
– Ничего, у меня нашатырь имеется.
Остановились. Подполковник Калашников обернулся ко мне:
– Выйдем на два слова?
Я кивнул. Сейчас опять будет мораль читать. Правда, поговорить так и так надо. Но тет-а-тет, без его семьи. Кое-что им слышать уж точно не следует.
Мы отошли от машины на десять метров, когда Калашников наконец спросил:
– Что вы собираетесь с ним делать?
Я пожал плечами:
– Отпущу.
– Правда?
– Не могу сказать, что мне это нравится, но вы же ему обещали. К тому же я уверен, скоро до него доберется Сид.
Было видно, как схлынуло сковывавшее подполковника напряжение, и он с жаром пожал мне руку.
– Спасибо вам! Я знал, что… – Голос его дрогнул, и он только рукой махнул. – Вы… вы всех нас спасли!
– Не всех, к сожалению, – поправил его я.
Тень снова вернулась на его лицо.
– А-а, вы про ребят… Да, жалко их. Всех жалко. Вы лучше многих других можете понять, как мне тяжело нести эти потери!
– В данном случае я про вас.
Калашников побледнел.
– Кровь?
– Да. Она убьет вас. Я это видел.
– Ну… я знал, на что шел. Вы же меня предупреждали… И сколько мне осталось?
– Месяц. Максимум – полтора, если способности использовать не будете. Иначе сгорите за пару недель. В общем, успеете устроиться на новом месте и попрощаться с семьей. У вас деньги есть?
– Да, я прихватил из дома.
– Только наличные. Никаких карточек! И машину эту бросьте в ближайшем же населенном пункте, а лучше не доезжая – по ней вас найдут.
Он улыбнулся:
– Обижаете, Михаил!
Усмехнулся и я. В самом деле, вздумал учить скрываться полковника ФСБ! Смешно…
– Да, вот еще что, – спохватился я. – Степану позвоните. Во-первых, узнайте у него, как там все с Ларисой… Мне потом сообщение скинете, вот мой номер… А во-вторых, вам самому наверняка может понадобиться его помощь… и семье вашей тоже.
Он серьезно кивнул, забрал бумажку с номером и сказал:
– Все сделаю, не сомневайтесь… Вы сами-то сейчас куда?
– Обратно. У меня там еще дела.
– Носкевич? – догадался он.
– Носкевич. Ему никто из нас ничего не обещал.
– Послушайте, а может…
– Не может. Это мое дело, Глеб Александрович, уж простите.
– Ладно. – Он развел руками. – Тогда, видимо, будем прощаться.
Мы пожали друг другу руки, и тут к нам подбежала Надя.
– Папа, папа, там этот дяденька в себя пришел!
Я усмехнулся:
– Ну, вот и нашатырь не понадобился.
Когда мы подошли к машине, Сердитых сидел на заднем сиденье и ошалело озирался. Ольга Петровна на всякий случай стояла в стороне.
– Где мы? – спросил полковник, увидев меня.
– В лесу. – Ответ изобиловал информативностью. – Вылезайте, приехали.
– В смысле?
– В смысле – дальше машина едет без вас.
– Но…
– У вас что, есть возражения? – вкрадчиво поинтересовался я.
– Н-нет. Ничего. Я просто… – Он вылез и стоял на снегу, нервно озираясь. – Так вы меня отпускаете?
– Отпускаем. Идите.
– Куда?
– Куда хотите. Но Нижний Новгород там. – Я указал рукой.
– Пешком?
– Конечно! Вы только посмотрите, какая тут природа! А воздух! Восторг просто! Прогуляетесь, подышите… Да тут недалеко, километров тридцать всего.
