Распахивается дверца с ее стороны, и она видит мужчину с транквилизаторным пистолетом в руке. Только не… Он стреляет в упор. Один раз, второй… Боль и ужас от чувства утекающей силы. Проклятый яд стана распространяется быстро, и она уже ясно ощущает его действие – нарастающую беспомощность… Чего они от нее хотят? Она ненавидит «лояльных» всем своим нутром, а точнее – заложенной в нее изначально подсердечной ненавистью. Эти… недоразумения, насмешки над истинными Измененными, подстилки отживших, недостойные существовать в этом мире, – и они еще осмеливаются нападать на нее?!
Мужчина – блондин. Почти альбинос. Он наклоняется и вытаскивает ее из машины. Эх, врезать бы ему, да тело не слушается – проклятая парализующая боль не позволяет ничего сделать. Даже плюнуть ему в лицо не получится… А женщина – брюнетка… Это от нее исходит парализующая сила… Но ее глаза! Они почти полностью черные! У «лояльных» таких не бывает. Когда они применяют свою силу, у них чернеет только радужка. Не «лояльные»?! Тогда кто?!
Блондин кладет ее на заднее сиденье своей машины и поворачивается к напарнице.
– Сбавь интенсивность – стан ее все равно вот-вот вырубит.
Становится несколько легче. Хотя бы боль отпускает. Но двигаться все еще невозможно. И сознание норовит соскользнуть в темноту. Блондин прав: стан – он такой, он вырубит.
– Надо же – пьющая жизнь! Кто бы мог подумать? – слышит Лариса голос женщины.
– Это же Паук, – отвечает блондин. – Там, где поработал он, можно ждать любой гадости.
– Это ведь уже вторая «закладка». Неужели есть еще?
– Не исключено. Нельзя недооценивать коварство Паука. С ним и его «закладками» может разобраться только командир. Везем ее к нему.
– А как же сувайвор?
– Он пока справляется. Надеюсь, продержится какое-то время. Я передал ему сообщение, что эта девчонка у нас, и ему за ней надо явиться в Питер…
– Как?
– Через него…
Глаза Ларисы заполняет туман, она не видит жеста блондина и может только догадываться, кого он имеет в виду. Степана? Звуки тоже слышатся уже как в тумане – глухие и далекие, словно эхо. Но она еще сопротивляется – не позволяет стану полностью отключить себя от реальности.
– Думаешь, она для сувайвора что-то значит? – с сомнением произносит женщина. – Он последнее время по эмоциям стал почти как мы.
– Здесь ключевое слово «почти». Посмотрим. Мне почему-то кажется, что сработает.
– А что с тем отжившим в машине?
– С человеком, Лин, с человеком! Неужели так трудно запомнить?
– Прости. Так что с ним?
– Жить будет. Она не успела выпить из него критический объем жизненной силы. Отъедем – позвони в «Скорую». Ему в больницу надо – это наш живой телефон… И нужно, чтобы живым он и остался.
Да, он имел в виду Степана… Ответа женщины Лариса уже не слышит. Последние бастионы, которые она ставила на пути беспамятства, рушатся, и ее сознание проваливается во тьму.
Глава 20. Шатун
Питерская Зона
Шатун пришел в себя от холода. Болело все тело, словно его увлеченно избивали дубинками несколько дюжих полицейских. И лежал он на чем-то жестком, привязанный. Сталкер открыл глаза. Сумрачно. Он в каком-то темном помещении, небольшом и почти совершенно пустом. Кроме койки, только небольшой деревянный стол, и все. Выкрашенные желтой краской стены. Серый потолок со скругленными углами. Дверь темная, деревянная, с зарешеченным маленьким окошечком. Тюрьма? Очень похоже. Тусклый свет пасмурного питерского дня попадает в комнату через небольшое окошко под самым потолком. Оно тоже закрыто решеткой. Точно тюрьма (ведь не просто так пришли ассоциации с полицейскими и дубинками). Только какая-то странная тюрьма. Несовременная, что ли. Да, в современных Шатуну бывать доводилось. Пару раз, по мелочи. Ничего серьезного. Но интерьерчик запомнился. Другой он был… А здесь… Просто каменный мешок какой-то. И только одно пятно среди голых стен – вон там, в дальнем углу, у окна. Висит что-то небольшое… Батюшки, да это же икона!
Мысли запрыгали с одного на другое. Несовременная тюрьма, одиночная жесткая койка, сильно скругленный потолочный свод, икона в углу… Это что же, он в Петропавловской крепости, что ли? Ничего себе! Словно бунтовщик какой-то времен империи!
От этой мысли сталкер аж фыркнул, несмотря на плачевную ситуацию, в которой оказался. Последнее, что он помнил, – это предштормовой Финский залив, практически неуправляемая яхта, отступающая, неизвестно почему решившая не убивать его флуоресцирующая аномалия и… и все. Дальше темнота. Промежуточные эпизоды между ночным морем и бастионом Петропавловки (если это, конечно, Петропавловка) отсутствовали. Но если он таки в крепости, то дела очень плохи. В Питере у него друзей нет. Вернее, был один, условный, но он мертв – убит аномалией. А остальные – только враги, причем смертельные. Присные Сида. Похоже, яхту море выбросило на берег, лишь по дикой случайности не перевернув, не утопив и не смыв с нее тело Шатуна, а там его, бессознательного, сцапали Новые. Чудесно! Просто замечательно! Пожалуй, лучше б ему было утонуть…
Теперь будет допрос. Третьей степени, с пристрастием? Это вряд ли. Зачем Новым пытки, если у них есть псионики? Придет к нему такой – и Шатун сам все выложит, добровольно, да еще и со всеми подробностями. Сталкер потрогал свое правое ухо. Так и есть – бусина пси-блокиратора пропала. Сняли, понятное дело… Только что им надо знать? Что надо знать Сиду? Что вообще суперкрутому главе НМП могло понадобиться от простого сталкера, кроме его, сталкера, смерти? Какая информация? Зачем он приперся в Питерскую Зону?
Зачем… Господи, зачем?! Когда Сид это узнает, он просто не поймет. Или помрет со смеху. Потому что поход этот выглядел глупым уже не только с точки зрения предельно прагматичных Измененных, но и с точки зрения людей. И не только других, но и самого Шатуна, несмотря на его кодекс чести и прочие принципы. На сталкера накатил ужас, но не от безнадежности его положения и неизбежности скорой смерти, а от понимания бессмысленности предпринятой им отчаянной экспедиции, которая (бессмысленность) почему-то дошла до него только сейчас – словно пелена с глаз спала.
Где была его голова? Кодекс кодексом, но соображать ведь надо! Когда человек пропадает в центре Зоны, он почти наверняка либо мертв, либо изменился. Шатун это прекрасно знал и сам, а кроме того, то же самое ему пытался вдолбить Песков, но тогда сталкеру это почему-то не показалось достаточно весомым аргументом. Антинова? Шанс вколоть ей вакцину, чтобы сделать пожизненно зависимой? Стоила ли овчинка выделки? И это ему тоже говорил Песков. Но Шатун слушал и будто не слышал. Словно кто-то внутри него старательно отфутболивал все разумные аргументы в сторону как ничтожные и абсурдные, зато нашептывал в уши безумную идею о необходимости и даже чрезвычайной важности этого похода, не позволяя мыслям «против» даже зародиться в мозгу сталкера.
