От них же я узнал о таинственной Новой, что навела их на меня и Ларису. Этот рассказ меня слегка озадачил. Она не была «лояльной», иначе бы не пошла к эфэсбэшникам, а привела в импровизированную лабораторию армию своих. Не работала она и на Сида, поскольку сотворила то, что уж никак не укладывалось в планы главы НМП. И ее фраза «Не все Новые на одной стороне»… Это еще как понимать? У них раскол? Те, кто с Сидом, и те, кто… с кем? Она назвала Сида Пауком. Насколько я знал, паук – его изначальная специализация, которую он давно перерос. Но прозвище осталось. Сид – это его «партийная кличка» в НМП. А Паук? Кто лидер тех Новых, что не входят в организацию Сида? Куча вопросов без ответов, но весьма интересная информация для размышлений: в перспективе Новый, противостоящий Сиду, мог бы стать хотя бы временным союзником…
Три последних часа я занимался Ларисой. Вернее, пытался заниматься. Успокоительное по моей просьбе ей колоть перестали, а я пытался прощупывать ее с помощью своего пророческого дара, надеясь узнать, какого еще подвоха ожидать от нее и от заложенной Сидом программы. Не узнал ничего – либо программа эта себя исчерпала (во что я не очень-то верил), либо дар мой пророческий в очередной раз барахлил. Конечно, он во мне еще только пробуждался. Насколько я помню, Алина поначалу с ним очень мучилась: капризный, нестабильный, с трудом поддающийся контролю. Потом все, конечно, наладилось, но на это понадобилось немало времени. А я и сейчас, имея дар пророка, не уверен, что время у меня есть. Вдобавок Алина даже почти через год своего пророческого стажа жаловалась, что со мной ее способности периодически дают сбои. Тогда мы решили, что все дело в моей сути сувайвора (даже двух сувайворов, учитывая кровь профессора Воскобойникова, которую я себе вколол), и, вероятнее всего, были правы. А Сид – этот даже покруче будет. Не исключено, что в вопросах, касающихся его, мой дар будет пасовать.
В итоге единственное, чего мне удалось добиться, – это заглушить вживленный Ларисе «маячок», по которому глава НМП всегда мог ее отыскать. Я понятия не имел, как его можно извлечь и можно ли в принципе, но способ временного подавления нашел. Правда, для этого мне приходилось постоянно держать ее под действием глушения малой интенсивности, что поначалу было несколько затруднительно, но потом я научился делать это практически на автомате. Вот на этой условно оптимистичной ноте поездка наша и подошла к концу.
Место, где мы остановились, настолько не соответствовало моим ожиданиям и настолько не походило на офис управления «А» ФСБ, то я сперва здорово удивился, и только потом до меня дошло, что после моей информации о полковнике Сердитых везти нас в управление было бы верхом глупости. Это место было, похоже, чьей-то дачей, и я готов был спорить, что владелец дачи – подполковник Калашников. Я вышел из машины сам и даже без наручников, а потом помог сойти Ларисе – она еще не до конца оправилась от успокоительного.
Командир (он же – Дмитрий Седых, как я узнал, когда несколько растаял лед недоверия) ушел в дом докладывать о нашем прибытии, а остальные члены команды, с которыми я тоже успел познакомиться, остались с нами. Лариса стояла, тяжело опираясь на мою руку, а я пытался продумать стратегию предстоящего разговора с подполковником Калашниковым и одновременно принять одно очень важное решение.
И в этот момент, как всегда, не вовремя и без предупреждения, включилась пророческая часть моих способностей. Причем весьма оригинально: я просто увидел на месте лиц темноволосого Карена и здоровяка Анатолия овалы для памятников с их портретами. В первый момент обалдел, перевел взгляд на круглолицего Степана… и ничего не увидел. Жив останется? Или я что-то неправильно толкую?
Видение вспыхнуло и погасло, в очередной раз оставив меня в смятенных чувствах. А я-то, дурак, в свое время завидовал Алине, ее способностям предвидеть будущее! Было бы чему! Конечно, это бывает полезно, но такое, с позволения сказать, счастье…
Степан смотрел на меня цепким взглядом:
– Шо, опять накрыло?
– Вроде того… – Я немного поколебался. – Слушайте, парни, мой вам совет – бросили бы вы это дело!
– Ты зараз балакаешь за службу, чи шо? – Лицо Степана стало жестким. Оказывается, оно бывает и таким. Вот что случается, когда пробивают эмоции и чуть сползает маска.
– Про это конкретное дело. Заговор, Сида и остальное… Боком оно вам выйдет, нутром чую!
– Чует он… Ты ж у нас, кажись, скоростник?
– В том числе.
– Так иди и бегай стометровку! А советов нам не трэба – мы сами кому хошь насоветуем, розумиешь?
Я мрачно усмехнулся. Конечно, понятно, что со стороны мои слова звучали как призыв к дезертирству. Им они, по сути, и являлись, не будучи подкрепленными абсолютно убойными аргументами. Сочтут ли эфэсбэшники таковыми мои видения? Ой, вряд ли! В телекинез, пирокинез и псионическое «зомбирование» поверить проще, чем в предвидение будущего. Даже в нашем сошедшем с ума мире, в который пришли Сеятели… На меня с неодобрением теперь смотрел не только Степан. Остальные тоже. Голос подал Карен:
– Сам-то небось не бросил, хотя был шанс отсидеться, когда тебя мертвым считали. А мы что, думаешь, в коленках слабые?
– Я – другое дело! У меня выбора не было – я к этой войне приговорен, но у вас есть шанс…
– Шанс сбежать? – презрительно бросил Анатолий и отвернулся, давая тем самым понять, что ему со мной не о чем больше разговаривать.
У меня было что им возразить, и я бы, пожалуй, начал спорить, но, к счастью, тут вернулся Седых.
– Пошли. Подполковник ждет. Сначала – только Стрельцова.
* * *
Подполковник Калашников встретил меня в своем кабинете, отделанном и обставленном (насколько я, конечно, в этом разбираюсь) достаточно дорого и в классическом стиле, хотя и без особых понтов: паркет или дубовый или искусная имитация, тяжеловесная мебель из массива, но без резьбы и прочих украшательств, книжные шкафы со стеклянными дверцами в деревянных рамах, люстра и настольная лампа тоже под старину. В общем, кабинет был вполне под стать хозяину – высокому и худощавому человеку чуть за пятьдесят, с резким угловатым лицом, жестким взглядом и сединой в волосах.
С первого взгляда он произвел на меня, скорее, благоприятное впечатление. Главное, что и мой пророческий дар молчал, не поднимая тревоги ни по поводу возможных исходящих от него неприятностей, ни по поводу предвестий его скорой смерти. Это бы успокаивало, будь мои предсказательские способности хоть сколько-нибудь стабильными и управляемыми и если б отсутствие сигналов от них можно было толковать как знак, что все в порядке (они ведь никогда ничего хорошего не предсказывают).
Калашников немного помолчал, видимо, подбирая слова для начала разговора.
– Господин Стрельцов…
Я поморщился:
– Вот уж не «господиньте» меня, пожалуйста! Длинно и не соответствует. Господин из меня… Беглец и убийца. – По моим губам пробежала усмешка. – Понимаю, что на «Михаила» не пойдете уже вы – тут надо сохранить дистанцию, поэтому лучше уж просто по фамилии, договорились?
