Они обменялись адресами и, поскольку других сувениров у них при себе не оказалось, Диомед предложил обменяться доспехами. Приятели договорились в бою обходить друг друга стороной и непременно встретиться после войны, если, конечно, останутся живы.
Только расставшись с Диомедом, Главк сообразил, что обменял уникальные золотые доспехи на обычный медный ширпотреб, по цене уступавший раз в десять. «Ох уж эти греки! — подумал он. — Не могут не облапошить!»
В это время Гектор пришёл в город. Его окружили женщины, спрашивая о мужьях, сыновьях, отцах и братьях. Он шёл, не поднимая на них взгляд, и на все вопросы отвечал: «Молитесь за нас».
Войдя во дворец, он сразу встретил там свою мать. Престарелая Гекуба бросилась ему навстречу и крепко сжала его руки.
— Что там? — сбивчиво заговорила она. — Пойди помолись. Нет, подожди, я тебе сейчас вина принесу. Подкрепи силы.
— Нет, мама, — ответил Гектор. — Нельзя мне в таком виде богам показываться. — Он действительно был с ног до головы в грязи и в крови. — И вина не надо. Это пусть греки пьяные в бой идут. Нам и без этого есть за что воевать. И сил хватает, и мужества. А ты вот пойди и собери скорее те шмотки, которые Парис с Еленой привезли из Финикии. Лучшие, ненадёванные. И отнеси их Афине в храм. Много нервов эта сучка нам сегодня потрепала. Отдай ей — от хороших шмоток никакая баба не откажется. Пусть оставит нас в покое.
Отправив мать с поручением, Гектор пошёл к Парису. В комнате брата он застал идиллическую бытовую сценку: Парис на краю кровати надраивал щит, а Елена что-то вышивала. Одно ухо у неё всё ещё было явно краснее другого.
«Лучше б я тебя мёртвым увидел, засранец!» — подумал Гектор, крепче сжимая в руке копьё.
— Не помешал? — мрачно спросил он. — Там за тебя люди погибают, если тебе это интересно. Не желаешь сходить поучаствовать?
Парис смущённо отвёл взгляд.
— Я понимаю, Гектор, твои чувства, — пробормотал он. — Но мне надо было прийти в себя. Теперь я уже успокоился. И Елена говорит, что надо идти. Ты подожди, я сейчас доспехи надену. Или иди — я тебя догоню.
— Присядь, — сказала Елена, поднимая на Гектора свои умные зелёные глаза. — Ты не представляешь, как мне стыдно и за себя, и за этого недостойного труса!
— Некогда мне рассиживаться, — резко ответил Гектор. — А насчёт стыда — ты это мужу своему расскажи. Я попрощаюсь с Андромахой. Неизвестно, увидит ли она меня ещё живым. А потом я пойду к Скейским воротам. Если я тебя, Парис, там не встречу… Честное слово, будет лучше, если я тебя там встречу.
Свою жену Андромаху он дома не застал, и служанки не знали точно, куда она пошла. Гектору ничего не оставалось, как только вернуться к войску.
Андромаха нагнала его на полпути к воротам. С ней была кормилица, державшая на руках сына Гектора, Астинакса, совсем недавно родившегося. Отец улыбнулся, молча глядя на него.
— Я смотрела на бой с башни, — сказала Андромаха. — Не увидела тебя и думала, что тебя уже нет в живых. Если ты себя не жалеешь, то хоть обо мне подумай. Ты же один у меня остался. Нет у меня больше ни отца, ни братьев — все убиты Ахиллом. И мама этого не пережила. Куда ты теперь идёшь? Останься. Разве там некому больше воевать?
— Я должен туда идти, — ответил Гектор. — Как бы я людям потом в глаза смотрел, если бы сейчас остался в городе? Конечно, я думаю о тебе. Я думаю о том, что будет с тобой после нашего поражения. Когда ты станешь невольницей какого-нибудь грека и люди скажут: «Это жена того самого Гектора». К счастью, я этого никогда не увижу.
Гектор потянулся к сыну, чтобы взять его на руки, но ребёнок заплакал, испугавшись конской гривы, свисавшей с гребня отцовского шлема. Гектор улыбнулся, снял шлем, положил его на землю и взял сына на руки.
— Не волнуйся за меня, — сказал он Андромахе. — Если не судьба мне погибнуть, то никто меня к Аиду не сможет спровадить. А если судьба, то против неё всё равно ничего не сделать. Не об этом я сейчас думаю. Сегодня я умру, завтра или лет через тридцать — что от меня останется? Только он — Астинакс. Он превзойдёт меня во всём — будет сильнее, умнее, станет великим царём. Люди забудут всё, что я сделал, но будут помнить как об отце Астинакса. Пройдут века, и люди забудут и Гектора, и Астинакса, но будут жить наши потомки, которые, возможно, совершат подвиги, какие мы сейчас и представить себе не можем. Эти герои появятся на свет благодаря мне, а значит, я прожил жизнь не напрасно. Ради этого стоит жить, и за это стоит умирать. Пусть я погибну, но через тысячу лет великий герой будущего, перечисляя своих предков, назовёт в их числе и меня. Сейчас я иду в бой для того, чтобы жил Астинакс, и если для этого надо, чтобы я погиб, это не такая уж высокая цена.
Он отдал сына жене, надел шлем и, не оборачиваясь, пошёл к воротам.
Гектор не рассчитывал встретить брата, но тот уже его ждал. Отдых помог или увещевания Елены подействовали, но Парис снова выглядел так же браво и воинственно, как утром.
— Надеюсь, я не заставил тебя долго ждать! — весело крикнул он. — Не такой уж я трус, как видишь.
Глядя на своего легкомысленного брата, Гектор невольно улыбнулся.
— Ну что ты! — сказал он. — Конечно, ты не трус. Я никому не позволю так о тебе говорить. Ты просто раздолбай.
Парис засиял, радуясь похвале Гектора.
В это время Гекуба собрала лучшие платья из запасов Елены и возложила их на алтарь Афины. Богиня сморщила мраморный носик и презрительно бросила:
— Не нуждаюсь!
Гектор и Аякс
Приблизившись к полю боя, Гектор и Парис увидели бегущих троянцев. Оставшись без предводителя, они совсем утратили боевой дух.
— Стойте! — закричал Гектор. — Что испугались? Смотрите: даже Парис в бой идёт, а вы труса празднуете!
«Гектор!» — пронеслось по рядам защитников города. Их ряды снова сомкнулись и двинулись вперёд. Конечно, не появление Париса, а возвращение Гектора их воодушевило. Но радость, охватившая войско, была такова, что даже Аполлон, всё это время равнодушно наблюдавший за происходящим с крыши своего храма, не выдержал и сиганул на помощь троянцам.
Воинственные крики слышала на Олимпе и Афина. Она сидела в своей комнате и дулась на отца. Спать она совсем не хотела. Увидев, как поворачивается ход боя, она не выдержала. Полагая, что за дверью следят, она вылезла в окно и ринулась туда, где с новой силой разгоралось сражение.
Главный бой шёл на поляне у одиноко стоящего дуба.
Страшный удар раздался над сражающимися, воюющие бросились в стороны, и с неба на землю посыпались люди. Один из них тут же вскочил на ноги и оказался Аполлоном. Прижимая ладонь ко лбу, он заорал громоподобным голосом:
— Глаза дома забыл?! Смотри, куда летишь, придурок! — И, тут же успокоившись, сказал своим обычным равнодушным тоном: — А, это ты, Афина. Повоевать прилетела?
