Часто она приходила на собрания героев, сурово насупившись, слушала рассказы о боях и подвигах и громче всех смеялась, когда кто-нибудь рассказывал анекдот. А иной раз часами увлечённо показывала бывалым воинам, как правильно пользоваться щитом и копьём. При этом, нанося удар, она так громко визжала, что у всех вокруг закладывало уши.
Изредка в лагерь заходил Арес. Афродита запретила ему помогать грекам, но бог войны считал своим долгом следить, чтобы на войне всё шло как положено. Он ни с кем не беседовал и никому не помогал, но если видел у кого-нибудь оружие или доспехи в ненадлежащем состоянии, то делал замечание, а если, например, заставал часового, уснувшего на посту, то будил и очень строго качал головой.
Афродита, заботясь о своём сыне Энее и любимчике Парисе, была на стороне троянцев и среди греков никогда не появлялась, но зато с первых же дней осады в лагере появились её жрицы. Без них не обходится ни одна война, ни один военный лагерь. Отважные и самоотверженные воины, оставившие на далёкой родине жён и подруг, целыми днями думали только о долге и чести, и лишь по ночам со жрицами Афродиты они могли забыть и о чести, и о долге. В их священных ритуалах участвовали даже те, кто не приносил жертв никаким другим богам, посылал куда подальше Калханта с его благочестивыми проповедями, не ходил на молебны и ни во что не верил. В Афродиту же верили все. Те, которые ни перед кем ни склонялись, смирялись перед могуществом богини любви, грубые и суровые становились нежными и ласковыми с её служительницами. Агамемнон ворчал, считая, что эти женщины подрывают дисциплину, но ничего не мог поделать, как и все прошлые и будущие военачальники. В конце концов, Агамемнон тоже был человеком, жрицы Афродиты окормляли и его. Никто не решался их обидеть, нагрубить или отказаться платить — все знали, как страшна бывает в гневе их олимпийская покровительница. Она может наслать на нечестивца такую кару, о какой любому мужчине страшно даже подумать.
Всё приедается. За восемь лет осада надоела всем. Даже Ахилл наигрался в войну. Случилось то, о чём давно уже предупреждал Фетиду Посейдон: у Ахилла появились другие интересы, и его мать это одновременно радовало и беспокоило. Однажды, застав Ахилла с одной из жриц Афродиты, Фетида устроила ему такую выволочку, что и сам герой понял, что пора отнестись к своим мужским потребностям серьёзней и обзавестись постоянной партнёршей. В своём очередном рейде на ничем не примечательный киликийский городок с гордым названием Фивы он добыл мало боевых трофеев — их и так уже негде было складывать. Даже оружие и доспехи убитого там царя Этиона Ахилл забирать не стал. Зато он привёз двух очаровательных девиц, которые должны были скрасить его тоскливую холостяцкую жизнь.
Боевые товарищи собрались на центральной площади лагеря, чтобы поздравить Ахилла с очередной победой и поучаствовать в разделе добычи. Пришёл и мрачный Агамемнон. Недовольно осмотревшись, он спросил:
— Что за сборище?
— Это я Фивы захватил, — беззаботно ответил Ахилл. — Добычу делим — присоединяйся!
— Кто приказал?
— Никто. Я и без приказа варваров бить умею.
Агамемнон поморщился.
— Бардак! — буркнул он. — Скоро из-за тебя вся Азия против нас поднимется.
— Ну и пусть поднимется. Веселее воевать будет.
Агамемнон сердито посмотрел на Ахилла, но спорить с сопляком посчитал ниже своего достоинства.
— Кто такие? — спросил он, указав пальцем на двух стоявших в стороне девиц.
— Моя добыча. Это я из Фив для себя привёл.
— Для себя? Хозяином себя здесь считаешь? Я их забираю.
— Поимей совесть, Атреич! Я уж и так всё добро раздаю. Всякий что хочет берёт, но и я тоже право выбора имею.
Агамемнон собрался было вспылить, что он здесь командир и все права тут только у него, но, почувствовав на себе чей-то взгляд, обернулся и увидел печальные глаза Феникса — старого воспитателя Ахилла, которого Пелей послал вместе со своим сыном на войну. Феникс сочувственно, слегка наклонив голову, смотрел на Агамемнона, и тот вдруг устыдился своей несдержанности, почувствовал, что сейчас он на почве усталости и военной безнадёги раскапризничался как ребёнок. Но совсем пойти на попятную он тоже не мог и сказал:
— Хватит тебе и одной. Я эту забираю.
Теперь уже Ахилл почувствовал на себе печальный взгляд Феникса.
— Ладно, — неохотно сказал он, — но уж тогда возьми другую. Эта мне самому нравится.
Агамемнон хотел было возмутиться, но взгляд Феникса заставил его подумать о том, что ему на самом деле всё равно, какую забирать, — он их видит в первый раз, и они обе красивые. Он знаком приказал указанной Ахиллом девице следовать за собой и увёл её в свою палатку.
Появление в греческом лагере двух захваченных в Фивах девушек на девятом году осады неприступной троянской столицы никак не должно было сказаться на ходе боевых действий, но в этой войне всё так или иначе было связано с женщинами, и именно с появлением в греческом лагере двух пленниц начались самые драматичные события Троянской войны, которые несколько веков спустя описал в своей бессмертной поэме Гомер.
Собственно, Троянская война именно тогда по-настоящему и началась.
Часть третья.
Битва за Трою
Гей, музо, панночко цнотлива,
Ходи до мене погостить!
Будь ласкава, будь не спесива,
Дай поміч мні стишок зложить!
Дай поміч битву описати
І про війну так розказати.
Мов твій язик би говорив.
Ти, кажуть, дівка не бриклива.
Але од старості сварлива;
Прости! Я, може, досадив.
І в самій речі проступився —
Старою дівчину назвав,
Ніхто з якою не любився,
Не женихавсь, не жартовав.
Ох, скільки муз таких на світі!
Во всякім городі, в повіті!
Укрили б зверху вниз Парнас.
Я музу кличу не такую:
Веселу, гарну, молодую;
Старих нехай брика Пегас.
Іван Котляревський.
Енеїда
Гнев
— Ну и где же, Калхант, твои восемь лет? — спросил Агамемнон, в упор глядя на военно-полевого жреца.
