— Тут вся страна в едином порыве готовится в бою отстоять свою честь и отдать все силы на защиту отечества, а эти сволочи только и думают, как бы мошну себе набить — везут к нам свои шмотки бабские!
Корабль с купцами потопили «по закону военного времени», как сказал Агамемнон, Одиссею только удалось его уговорить, чтобы часть товара перегрузили на их корабль — чего добру-то пропадать!
Успокоив нервы этим небольшим приключением, они продолжили путь, но, когда Авлида была уже совсем рядом, налетела буря. Корабль весь день носило по морю, а к вечеру, когда ветер утих, он оказался у острова Скирос. Путешественники, решив, что это произошло не без воли богов, решили тут заночевать.
Для Агамемнона Скирос интереса не представлял, ведь у престарелого местного царя Ликомеда не было сыновей — только дочери, а значит, призвать на войну тут было некого. Когда он заикнулся царю о цели своего путешествия, тот довольно резко ответил:
— Нет у меня тут воинов. Можете поискать: кого найдёте — ваши.
За ужином Агамемнон снова вернулся к своей любимой теме, но царь оборвал его словами:
— Видишь гору за окном? Пару лет назад приезжал ко мне Тезей, мы с ним там гуляли, и он тоже всякие речи произносил про честь и про долг.
— Тезей? — заинтересовался Агамемнон. — Он ещё жив?
— Нет, — ответил царь. — Как раз когда он выступать начал, поскользнулся на апельсиновой корке и полетел с горы головой вниз. Так что сейчас он Аида с Персефоной агитирует. А если бы тогда поменьше болтал и получше под ноги себе смотрел, то до сих пор бы жил.
Агамемнон не понял, была это угроза или просто история к случаю, взгляд царя Ликомеда, по крайней мере, был очень серьёзным, так что разговор о предстоящей войне и обо всём, что с ней было связано, на этом прекратился. Да и не был этот разговор уместен в присутствии девушек — царских дочерей. Паламед затеял беседу о свойствах целебных трав, и этот разговор Ликомед охотно поддержал.
Перед сном Агамемнон решил прогуляться по дворцовому саду и, забредя в укромный тёмный уголок, вдруг увидел там двух девушек. В темноте он не разобрал их лиц, но по одежде узнал дочек Ликомеда, которых видел сегодня за ужином. Некоторое время девушки страстно обнимались, а потом донёсся шёпот: «Ты знаешь, я тебе со вчерашнего дня хотела это сказать, только… знаешь, у нас, мне кажется, ребёночек будет». Та девушка, которой это было сказано, вырвалась из объятий и оторопело уставилась на другую.
На секунду оторопел и Агамемнон. Придя в себя, он с отвращением сплюнул и удалился во дворец, где его спутники уже готовились ко сну.
— До чего же люди докатились! — возмущался он, рассказав о том, что только что видел в саду. — Конечно, бабы — они и раньше друг с дружкой всяким срамом, бывало, занимались, но чтоб детей от этого заводить — до такого разврата ещё никогда не доходило!
— Не нравится мне этот Ликомед, — задумчиво ответил Паламед. — Как он сразу полыхнул: некого у меня, дескать, призывать — ищите! Хотя мы ж его ни в чём и не подозревали. Кажется, ему есть что скрывать.
— Меня другое удивило, — подал голос Одиссей. — Дочек у Ликомеда пять, а девушек за столом шесть сидело. Считать-то я умею. Откуда шестая?
Агамемнон недоуменно оглядел своих спутников:
— Вы что хотите сказать?
— Идея одна есть, — отозвался Одиссей. — Как раз и финикийские шмотки пригодятся.
Следующим утром во дворец Ликомеда постучались длиннобородые купцы в разноцветных восточных одеждах.
— Открывай, красавица! — бодро сказал один из них выглянувшей на стук служанке. — Издалёка идём, товар везём, задёшево отдаём!
С этими словами он ловко накинул ей на плечи расписной платок.
Разомлев от такой щедрости, служанка тут же впустила гостей во дворец. Они разложили перед собой привезённые товары, и тут же к ним как пчёлы на цветы слетелись все жившие во дворце женщины. Они толкались, гомонили, перебирали, рассматривали, щупали и примеряли платья, ткани, украшения, нюхали благовония и приценивались, а купцы называли такие низкие цены, что приценившиеся почти всегда покупали.
Только одна из дочерей Ликомеда явно не проявляла интереса к разложенным перед ней женским радостям, а внимательно рассматривала меч, непонятно как оказавшийся среди тканей и бижутерии.
Вдруг на улице затрубили тревогу. Девушки с визгом разбежались, кроме одной — той, что рассматривала меч. Схватив оружие, она резво бросилась из дворца навстречу опасности.
У дверей стоял Агамемнон. Это он трубил.
Купцы сняли накладные бороды и тоже вышли из дворца.
— Что же ты, парень, — строго сказал Агамемнон, — среди девиц прячешься, когда вся Эллада собирается на войну?
— Мне мама велела, — ответила девушка, опуская меч. — Она сказала, что меня кто-то ищет, чтобы убить. А про войну я ничего не знал.
— Стыдно тебе от смерти прятаться. Настоящий мужчина сам должен смерть искать и другим её нести. Зовут-то тебя как?
— Я Ахилл, сын мирмидонского царя Пелея. А вы возьмёте меня на войну?
— Конечно возьмём, — ласково ответил Агамемнон, и они пошли к кораблю, оставив во дворце все финикийские товары.
Деидамия — старшая дочка Ликомеда, увидев из окна, как они уходят, бросилась было им вслед, окликнула Ахилла, но тот только махнул ей рукой и, как был в женском платье, поднялся на корабль, а она остановилась у дверей дворца, глядела вслед уходящему кораблю, и слёзы текли по её щекам.
Не только она плакала, глядя на мелькавший над волнами парус. Мать Ахилла стояла на берегу и беспомощно протягивала руки вслед кораблю, будто пытаясь до него дотянуться. Она не успела предотвратить случившееся, опоздав всего на несколько минут.
— Не лезла бы ты в олимпийские дела, морская нимфа Фетида, — послышалось у неё за спиной.
Обернувшись, Фетида увидела сидящего на камне Гермеса.
— Это ты всё подстроил? — всхлипнув, спросила она.
— Вообрази себе, нет. Я тут по личному делу. Присматриваю за моим внучком Одиссеем. Он, вроде, решил торговлей заняться, а это ведь по моей части, я думал, что помогу чем, посоветую, но он, как вижу, и без моих советов прекрасно обошёлся. А тебе, Фетида, я не враг. Ты сама себе враг отменный и врагов наживать славно умеешь. И что ты на Олимп ходить повадилась? Там ведь даже бывалые боги, как я, и подумать о своих мыслях не решаются, а ты думаешь так явно, что все на тебя оборачиваются. Твои мысли даже читать не надо: они у тебя и на лице, и на языке. Про твои планы и помыслы на Олимпе, небось, даже Ганимед знает. Только и говорят, как твой Ахилл Зевса свергнет. И ты хочешь, чтоб тебе не пакостили? Конечно, сейчас без вмешательства какого-нибудь олимпийца не обошлось. Не случайно же этот корабль сюда приплыл. Думаешь, никто не знает, где ты сына спрятала? И надо ж было додуматься так спрятать — парня среди девок! Хорошо ещё, если он только с одной из них тебя бабушкой сделал.
