ПРОЛОГ
«Допрыгалась», — подумала белка, глядя на рассвирепевшую смерть.
«Допилась», — решила смерть, увидев раздвоившуюся плешивую белку с кружкой гномьего первача в лапах.
Она помотала лысым черепом, и хвостатая собутыль… в смысле собеседница вновь стала единой и неделимой. А потом костлявая пришлепнула замусоленную карту поверх уже изрядной стопки.
— Дудки! Мой некромант твою льерну все ж таки бьет! — злясь на то, что приходится расстаться с единственным козырем, провозгласила она.
— А вот и нет, — заявила белка. Правда, везение рыжей сегодня было сомнительным: смерть продувала уже третий раз подряд, отчего становилась все мрачнее. Костлявая не любила проигрывать, даже если игра шла на один лишь интерес, без ставок. — У меня пожиратель душ есть, он твоего некроманта покроет.
— Ик! — Звук гулко разнесся по комнате, отразился от каменных стен и увяз в побитом молью гобелене.
Это дал о себе знать субъект, из-за которого две дамы — одна хвостатая, а вторая костлявая, — собственно, и встретились.
Субъект потянулся за еще одним кубком крепкого тинийского вина, которого не пил добрый десяток лет, и залпом его осушил. Уже изрядно перебравший лэр, сидевший за добротно сбитым деревянным столом, был пока жив и в относительно здравом, хоть и хмельном уме. Он пялился остекленевшим взглядом на лежавший перед его носом приказ, украшенный печатью императора Аврингроса Пятого, не подозревая, что за ним пришли сразу двое — белочка и смерть. И оные дамы даже сидели с ним за одним столом. И сейчас эти двое ждали, куда отчалит «счастливчик» — то ли за грань, то ли в дом скорби.
— Не позволю! — взревел лэр, ни к кому не обращаясь.
Он был здоров как медведь: небесные покровители не обделили своего верного раба ни телесной силой, ни статью, ни немилостью императора. Во всяком случае, так казалось набожному Лавронсу все сорок пять лет, что он жил. А вот сегодня… Светлые боги решили испытать его веру.
Схватив приказ, лэр смял его, а затем швырнул в стену кубок.
— Не быть моей дочери женою этого поганого некроманта! Даже если так повелел сам император.
Лэр решительно притянул к себе перо и бумагу.
«Милостивый император, свет и надежда народа…»
Перо зависло над бумагой и, пока Лавронс пытался сформулировать мысль, оставило черную кляксу. Но лэра это не смутило, и он продолжил. Два абзаца витиеватых приветствий были выведены на удивление твердой рукой ради всего нескольких фраз:
«Моя жизнь целиком в Вашем распоряжении, и я готов хоть сейчас отдать ее за отчизну. Но душа, тем паче душа не моя, а моей единственной дочери, принадлежит светлым богам. Осквернять ее замужеством с исчадием тьмы я не вправе. Посему моя Кэролайн отбывает в монастырь, где примет постриг и тем самым избежит участи погубить себя».
Лавронс уверенно поставил точку и, сложив послание, поднялся. Чуть шатаясь, добрел до телепортационного камня, что мерцал в полумраке синим, и, приподняв его, положил письмо. Придавил сверху.
На миг свет рассеял полумрак комнаты: бумага отправилась в императорскую канцелярию.
— Ну все, заканчиваем. Этот уже точно мой! — победно заявила смерть. — Император теперь его точно казнит за то, что ослушался приказа.
— Жаль, — вздохнула белка, собирая в лапы карты. А потом завистливо выдала: — Везет тебе.
— Ну да, тебе везет в игре, а мне — в смерти, — заявила костлявая, поднимая лежавшую на полу косу.
Белка же, бубня себе в усы о некоторых набожных, которые нормально дочь замуж выдать не могут, уже собралась уходить, когда смерть ее решила ободрить:
— Слушай, плешивая… Может, у него хотя бы дочурка Кэролайн свихнется? В монастырях же этих от десятков молитв, которые они каждый день творят не по разу и при этом лбом об пол бьются, легко можно реальность с туманом перепутать… Тем более…
Белка задумалась.
Пока две невидимые гостьи беседовали, Лавронс позвал слугу и распорядился, чтобы Кэролайн собирали: она отбывает в монастырь. Шустрый прислужник понятливо кивнул и исчез за дверью.
Юная лэрисса Лавронс уехала из дома спустя удар колокола. А утром ее отца публично казнили. Император не терпел неповиновения. Особенно когда дело касалось дел политических. А мирный договор с темными, залогом которого должны были стать браки между знатными подданными Сумеречных земель и Светлых, являлся именно таковым.
ГЛАВА 1
Я сидела и буравила взглядом монитор. Три часа ночи. Мысль была только об одном — спать! Много и вдохновенно. Но увы. Если ты работаешь сам на себя и к тебе на съемку записываются чуть ли не на полгода вперед, то даже смерть не будет достаточно веским оправданием, почему заказ не выполнен.
Сражение с прыщами невесты шло в фотошопе уже давно. Она была милой, даже очаровательной, поскольку светилась от счастья. А вот тому, кто делал ей макияж, руки хотелось оторвать с особым садизмом. Замаскировать прыщи косметикой не столь долго, как потом на каждом кадре их ретушировать! А снимков было около трехсот.
Я потянулась к кружке с кофе. Да уж… Знала ли моя мамочка, давая дочурке такое нежное имя, как Лада, что через пару лет звать меня будут не Ладушка или Ладонька, а исключительно Ада. И дело тут не в более кратком звучании, а в том, что выросла я не милым ангельским созданием, как задумывала моя родительница, а скорее совсем наоборот.
Мой скверный характер с годами только расцветал, чего нельзя было сказать о внешности. Та казалась самой обыкновенной.
К своим двадцати шести годам я сумела сделать себе имя, набрать хорошую клиентскую базу и в целом была довольна жизнью. Свадебный фотограф — это не только модно, но и весьма денежно при условии, что ты мастер своего дела. Вот только и пахать приходилось без выходных, до рези в глазах. Снимать порой по шестнадцать часов подряд, и не стоя или сидя, а как придется. Порою — по колено в воде, чтобы получить красивые кадры влюбленных, сидящих в лодке. Или лежать животом на грязной земле, фотографируя с самого неожиданного ракурса.
Но чаще всего вот так, как сейчас, проводить сутки у компа, шлифуя удачные кадры.
Заказ надо было сдавать завтра. Монитор «Мака» смотрел на меня, словно спрашивая: «Ну, долго мне еще светить? Я тоже отдохнуть хочу!» Но я была немилосердна. И к себе и к другим. А как иначе? Грозный зверь «ипотека» появлялся на моем горизонте каждый месяц, хватал денежную добычу и утаскивал ее в свое банковское логово.
