Я убрал телефон в карман и поежился. В холодном утреннем свете серебряные фюзеляжи самолетов на взлетной полосе напоминали выброшенных на берег рыб, на востоке разгоралось тревожное алое зарево.
Я откинулся в кресле самолета и закрыл глаза, ускорение вдавило меня в кресло, гул двигателей действовал убаюкивающе. Когда я проснулся, в иллюминаторе сквозь сероватую дымку уже виднелись пригороды Лондона. В салоне играла Вторая симфония Рахманинова, преданность British Airways классической музыке всегда была для меня труднообъяснимым явлением. Мой знакомый репортер Dow Johns Стив оставил ключи от своей квартиры на Clapham Junction — районе, известном тем, что даже среди представителей британских низов считался неблагополучным. Из мебели в квартире имелось только потрепанное черное кожаное кресло, в качестве кровати хозяин квартиры использовал лежащий прямо на полу матрас. Я снял пиджак, бросил его в угол и развалился на кресле. Неподалеку имелась круглосуточная лавка, хозяин которой — уголовного вида пакистанец двухметрового роста — регулярно со мной здоровался. В этот раз визит к нему не понадобился: Стив оставил мне недопитую бутылку виски. Я на три пальца налил в бокал коричневой резко пахнущей жидкости и сделал первый глоток. В животе стало тепло, за окном уже мерцали огоньки окон, на пригород Лондона опускались лиловые сумерки.
Утром я заказал кофе в Starbucks около метро, пахло овсяным печеньем, напротив две женщины в хиджабах изучали витрину видеопроката, из открытой двери доносилась песня Эми Уайнхаус. Я купил билет на электричку и опустился на пластиковое сиденье и открыл бесплатную газету. Передовица была посвящена вечерней давке в метрополитене — после футбольного матча группа фанатов затеяла драку, в результате которой два пассажира упали на рельсы. За окном проплывали запыленные деревья, в просветах ветвей виднелись башни старой электростанции Battersea, переделанной в сверхсовременный офисный центр.
Вынырнув посреди бестолковой сутолоки вокзала Виктория, я окончательно проснулся. Владение Вайсмана затерялось среди десятков похожих особняков с чугунными решетками, украшенных табличками с угрозами в адрес владельцев велосипедов. Я нажал на неприметную кнопку звонка — мне открыла миниатюрная девушка в строгом темно-синем платье. «Феликс Леонидович ожидает», — произнесла она по-русски. В тенистом дворике стояла старинная скамейка с забытым кем-то томиком Оруэлла, я улыбнулся. Газонная трава хранила на себе следы заботы нескольких поколений садовников. Интерьер дома Вайсмана был подчеркнуто спартанским: бежевые ширмы в японском стиле, дизайнерские стулья из черного пластика, засохший букет цветов на столе, напоминающий икебану. Я повидал много жилищ людей, не испытывавших стеснения в средствах. Полгода назад я ужинал в особняке одного скромного чиновника на Рублевке — зал высотой с трехэтажный дом был окружен дорическими колоннами, в центре был расположен бассейн, в котором плавали розовые лепестки, а хозяин располагался на двухметровом позолоченном троне. Полагаю, дизайн жилища обошелся Вайсману не сильно дешевле, чем рублевскому патрицию, однако здесь чувствовалась продуманная сдержанность, призванная обезопасить хозяина от обвинений. В восточном варварстве. Феликс Вайсман оказался немолодым человеком среднего роста с уютным округлым животиком. Его пиджак явно был сшит на заказ на Сэвил Роу. Вайсман протянул руку в приветствии, его тонкая кисть выглядела аристократично.
— Приветствую в моем скромном жилище, — произнес он. — Я получил о вас достаточно лестные отзывы от наших общих знакомых в России, желаете кофе, может быть, бокал вина?
— Благодарю, я выпил кофе по дороге, а для вина слегка рановато, — ответил я, рассматривая хозяина жилища.
По сравнению с фотографиями в российской прессе, Феликс пополнел, его глаза излучали какую-то истерическую жизнерадостность.
— Да, здесь почти везде подают неплохой кофе, в России мне этого всегда не хватало, — сказал Феликс, — впрочем, к делу. Мне вас порекомендовали как человека, который мог бы взять под контроль мои операции в сфере медиа, ориентированных на российскую аудиторию. Вас интересует такая возможность?
— Меня могла бы заинтересовать такая возможность, однако я скорее склонен не управлять вашими медийными активами, я больше склоняюсь к тому, — я выдержал паузу, — чтобы их закрыть.
— Не очень понял вашу мысль…
— Наши аналитики тщательно проанализировали работу подконтрольных вам медиа, — я извлек из сумки толстую папку, набитую какими-то старыми черновиками годичной давности, — и мы пришли к выводу, что все СМИ, которыми управляют ваши менеджеры, крайне неэффективны. К примеру, издание «Свобода Инфо», — я со значением похлопал рукой по папке, — стандартный сборник переводных бредней про страшную заснеженную «Рашку», написанных выжившими из ума маразматиками и опубликованных в вестнике провинциального колледжа Западного Сассекса. Мне кажется, такая медиастратегия безнадежно устарела.
— Предположим… — произнес Феликс, изучающе глядя на меня.
— Я должен вас спросить, и это не праздный интерес, — какова конечная цель ваших инвестиций в российские СМИ?
— Конечная цель — ослабление позиций действующих элит и последующая смена политического курса, — произнес мой собеседник с ироничной улыбкой.
— Окей, в этом случае я бы предположил, что ваша целевая аудитория — молодые политически и экономически активные жители страны, ориентированные на культурные ценности и образ жизни, характерные для западной цивилизации. Осмелюсь предположить, что почти никто из них вообще не читает «Свободу Инфо».
— Не скажу, что вы мне открыли глаза, но это звучит довольно убедительно, — рассудительно произнес Феликс. — И что вы хотите предложить в качестве альтернативы?
— Я распоряжусь, чтобы вам прислали подробную концепцию, но если коротко, мы рекомендуем децентрализованный подход. Речь о создании некоего общего вектора, затрагивающего все наиболее востребованные платформы: видеоблоги, инновационные контентные и дискуссионные площадки и так далее. Мы должны не платить новым авторам, а помогать уже существующим производителям контента, создавать для них условия и инструменты для самовыражения во всех существующих новых медиа. По сути, это медиа, в котором нет разницы между автором и читателем.
— Петр, вы знаете, я далек от всех этих высоких материй, но мне нравится, как на такие вещи смотрит Маклюэн. Для начала я бы предложил некий тестовый период сотрудничества, скажем, полгода, и по результатам мы могли бы сделать выводы о целесообразности дальнейшего сотрудничества.
— Меня это вполне устраивает, — кивнул я, — а кстати, из частного любопытства, зачем вам всё это?
— Что это? — не понял мой собеседник.
— Ну, борьба с режимом и всё такое, какой смысл тратить на это деньги?
— Вы знаете, — Феликс тяжело вздохнул, — до того как у меня возникло недопонимание с Башнями, я большую часть времени жил в Лондоне. И только полгода назад я понял, в чем проблема. Одно дело, когда ты здесь на время, и совсем другое, когда это место становится твоим единственным домом. Я бы вам не пожелал оказаться в такой ситуации.
