Через час чулан пах свежестью и деревом от вымытых досок. Проветрив помещение, я вытащила из сумки плед и встряхнула его. Тонкая и легкая ткань-паутинка развернулась и стала пушистым толстым одеялом. Удивительная вещь, доставшаяся мне от бабушки. Я улыбнулась. В этом одеяле спать можно даже на земле, телу будет тепло, а сны приснятся светлые.
Честно говоря, я немного обманула водителя, сказав, что сумки пусты, кое-что имелось. А вот насчет монет не соврала, их действительно почти не осталось.
Линк заснула, сидя на пороге, и я подняла ее на руки, внесла в дом. Осторожно, старясь не разбудить, сняла с девочки верхнюю одежду и ботинки, завернула в одеяло.
— Заяц должен почистить усы и уши… — сквозь сон пробормотала Линк.
— Завтра почистит. Спи, — улыбнулась я.
— А что было дальше? Когда Заяц сошел на берег? — Ну вот, все-таки проснулась!
Я качнула головой, но сдалась. Все равно Линк долго не продержится, заснет.
— Ладно, слушай, — поправила я одеяло. — Остроухий Заяц сошел на берег, помахал гигантской черепахе и отправился искать свой дом. Восточный Ветер приносил ему запахи моря, а ещё рассказывал о том удивительном крае, в который попал Заяц. И шептал о волшебном источнике, окунувшись в который можно навсегда забыть свои печали. И вот, пройдя через поля, леса и даже горы, наш герой увидел стены… Обрадовался Остроухий, решив, что кончились его мучения и он нашел наконец дом, но не тут-то было!
— Дом не дождался его, — прошептала девочка. — Он уснул, ведь Остроухий Заяц шел слишком долго…
— Да. Но самое плохое заключалось в другом.
— В чем? — вскинулась Линк. Я натянула повыше одеяло и щелкнула девочку по носу.
— Глаза закрой. Помнишь уговор? Историю можно слушать только с закрытыми глазками. Да, надеждам Зайца на спокойную жизнь не суждено было сбыться, потому что его прекрасный, чудесный, хоть и уснувший домик уже занял наглый Злыдняклют! Ужасное чудовище, что поселилось в домике и пугало своим видом даже диких зверей! А вот что будет дальше, ты узнаешь завтра. Спи…
Она что-то пробормотала в дреме, подтягивая коленки к груди. Мое сердце сжалось от любви и жалости. Провела ругой по спутанным кудряшкам.
— Все будет хорошо, — прошептала я. — Все будет хорошо, моя девочка…
Тяжело поднялась и прикрыла за собой дверь.
Странно, но после работы спать перехотелось, в теле разлилась какая-то мутная слабость. Я помотала головой и решила, что неплохо бы хоть немного смыть с себя грязь и пот. Конечно, хочется в ванну, но, увы-увы.
Прошла к крану, поставила на пол свечу. Стянула платье и с наслаждением сунула руки под воду. Все же в проживании на юге есть свои плюсы. Пусть и далеко от столицы, зато вот даже в кране вода не ледяная, а вполне терпимая. Я намочила тряпочку, провела по шее, чувствуя, как стекают по спине прохладные струйки. Надо будет завтра раздобыть где-нибудь ведро. И таз. Вещи выстирать… Да и от куска хорошего мыла я бы не отказалась. В любом случае придется идти в город, нужно купить еды и разные мелочи, необходимые для жизни. Все же как ужасно, что дом мертв…
Пламя одинокой свечи не мешало льющемуся сквозь незашторенное окно лунному свету. И на миг я застыла, глядя на это чудо — круглая и огромная луна висела в окне, словно масляный блин. А вокруг рассыпались искры звезд — невероятно ярких. Красиво.
Вытащила из волос шпильки и заколки, откинула на спину упавшие пряди и потянулась, зевнула. Пожалуй, пора и мне на боковую, дел завтра невпроворот.
Обернулась и подпрыгнула. В темном окне виделся силуэт. Но лишь миг — стоило моргнуть, и он исчез. Я потерла глаза, точно пора отправляться в постель, ну, то есть — на одеяло. Мерещится всякое…
Но стало неуютно, красота ночи потеряла свое очарование. Так что я подхватила одежду и нырнула в чулан, где тихо посапывала Линк.
ГЛАВА 2
Приступ сжимал горло, колол тело ледяными иглами, жег глаза. Такие знакомые, почти родные ощущения. А я-то думал, что все в прошлом. Как бы не так! Стоило явиться в мой дом незваным гостям, стоило увидеть женское тело. Узкую спину и разметавшиеся волосы. Зачем только пошел к заброшенному крылу? Поддался глупой жалости, не к наглой девице, конечно. К ребенку. Неужели девочка, прячущаяся за юбку этой Софии — дочь брата? А значит, племянница…
От того и кольнула нутро давно забытая жалость, заставила подойти к слабо освещенному окну. Я всего лишь хотел предложить хлеб и сыр для девочки. А в том окне была она — без одежды, закутанная в лунный свет, словно в вуаль. С узкой спиной, золотистой кожей и ямочками на пояснице.
Она оказалась не такой. Совсем не такой, как я представил, услышав имя София Лэнг. Ожидал, что увижу девицу во вкусе брата, по крайней мере, раньше он любил девушек высоких, изысканных и родовитых. Таких, что приезжали в академию с личным водителем, и тот держал бежевый зонтик с оборками, пока хозяйка преодолевала десять шагов до ступенек. Таких, что носили платья приглушенных тонов с тиснонским кружевом по вороту, тонкие перчатки в любое время года и лаконичные жемчужные подвески. Таких, что всегда завтракали яйцом пашот со спаржей и никогда не ели сладости, дабы не испортить фигуру.
Девчонка, стоящая на пороге, точно не вписывалась в любимый формат Гордона. Она оказалась невысокой, большеротой, с глазами, цвет которых было не разобрать в сумерках, и явной россыпью золотых веснушек на вздернутом носу. Из-под сдвинутой на бок бархатной шапочки выбивались буйные кудряшки — рыжие даже в сумерках. Платье синее, сверху — малиновая накидка, с белым мехом по краю, на ткани примостилась брошь в виде крупного цветка — яркая, кричащая. Перчаток не было. Жемчуга — тоже.
Трудно поверить, что именно эта особа стала женой моего брата. Гордон всегда выбирал самое дорогое, и каким немыслимым образом причислил к этому Софию — было непонятно. Судя по всему, девушка ещё и босячка, раз после расставания с супругом приехала в эту глушь, на развалины старого дома.
В общем, девица вызывала недоумение. Ребенка я не рассмотрел, она пряталась за синюю юбку, и я видел лишь бледную ладошку да край щеки. Лишь по одежде определил, что это девочка.
Впрочем, мне не было дела ни до самой Софии, ни до ребенка. Я желал лишь одного, чтобы незваные гостьи как можно скорее убрались из моего дома и не нарушили благословенный покой.
И зачем только подошел к тому окну?
Потому что в свете свечи, с распушенными волосами она оказалась совсем другой. Белая кожа светилась, а золотые веснушки на плечах и спине хотелось тронуть губами, лизнуть, как коричневый сахар на ванильном пирожном. Она вся была словно присыпана солнечными искорками…
В пыльное окно было видно лишь узкую спину, плечи, волосы, но этого хватило, чтобы воображение нарисовало остальное.
И сразу пришла боль, кольнула в виски. Я зашвырнул подношение в кусты и бегом отправился к себе, молясь, чтобы приступ не свалил раньше, чем доберусь до комнаты. Хлопнул дверью, опустил засов, метнулся к комоду. Торопясь, вытащил пузырек, глотнул мутную жидкость. Противная горечь разлилась по горлу словно отрава. Хотя это и есть отрава. Сейчас, сейчас, должно подействовать… Только бы подействовало! Даже вытяжка мандрагоры не всегда справлялась с моими приступами. Боль уже лизала тело изнутри, чуть-чуть — и вцепится зубами, отгрызая куски. И следом навалился страх. Ужас перед предстоящей агонией. Привыкнуть к этому невозможно, как и перестать бояться. Страх — извечный мой спутник. А все из-за девки! Зачем она явилась сюда, зачем приехала? Ведь я почти научился себя контролировать, почти справился! А один взгляд сквозь мутное стекло — и вот он снова, приступ во всей красе.
