Озноб лизнул кожу, и я торопливо схватил рубашку, натянул. Сверху — вторую. Вязаную безрукавку. Куртку. Вот так уже спокойнее. И когда придет Холод, я буду почти готов. Спасибо рыжей за короткую передышку и тепло.
Я нахмурился. Привычно потер подбородок и выругался. Борода, вот же гадство! Она ее сбрила. А я позволил и даже, кажется, улыбался при этом. Идиот пьяный! Без растительности на лице было непривычно и холодно. Да я ее много лет отращивал! А сбрил ради поцелуя пришлой девчонки! Придурок!
Взвыл от злости, ударил кулаком в стену. Подышал. Огляделся в поисках своей двустволки и выругался в голос. Ружья не было.
Шипя и проклиная рыжую заразу, бросился во двор, собираясь свернуть ей шею. И споткнулся через корзину, внутри которой сладко пах мясной пирог, завернутый в ткань, краснело яблоко, и маслянисто белел козий сыр.
Эту корзинку я и швырнул на стол террасы, возле которого сидела рыжая. Она вскочила, округлила глаза, уставилась так, что стало не по себе.
— Мне подачки не нужны, ясно? — процедил ей в лицо.
— Ясно, — рыжая вытащила пирог, разломала на кусочки в миску. У меня отвисла челюсть, когда угощение принялся жрать желтый худой кот с разорванным ухом и взглядом убийцы.
— Это что? — ткнул пальцем.
— Это кот, — радостно объявила девочка, высовываясь на террасу. — Он сам сегодня пришел! Красивый, да?
Я посмотрел на кота, кот — на меня. Мы друг другу не понравились.
Рыжая молчала. Линк теребила этого желтого драного зверя и счастливо улыбалась.
— Мы не договаривались на животных, — сипло сказал я.
Рыжая пожала плечами.
— А на что мы договаривались? — покосилась на девочку. — Линк, милая, покажи коту свои игрушки, ладно?
Малышка согласно кивнула и умчалась вместе с облезлым зверем, который изображал что-то похожее на тарахтение. Мурчал? Я отвернулся. София снова уселась на лавку, расправила складочки на желтом с синими лентами платье. Чинно так.
— Кажется, не было никаких договоренностей, истрХенсли. Только угрозы. Мне и Линк. Или я ошибаюсь? Ну, кроме того момента, когда вы просили поцеловать вас. И согреть.
Вот зараза!
— Я был не в себе, — прорычал я. — Какого хрена вы вообще приперлись? Кто вас звал? Мало того, что шастаете тут, бесите ежедневно, так еще и в доме от вас покоя нет!
Она вскочила, глазищи прищурила. Кошка. Драная.
— Знаете что? Вы просто неблагодарная… — я не сдержал ухмылки, так хотелось услышать из этого ротика что-нибудь гадкое. Способна ли? Нет, сдержалась. А жаль. Если разозлить посильнее, может, и с кулаками кинется? И тогда я…
Направление моих мыслей, а главное, желаний, не понравилось так, что до скрипа стиснул зубы.
— Вы говорили, что ничего не вспомните! — возмутилась рыжая.
— Я соврал! — обрадовал я.
— Я вам помогла! — с жаром продолжила рыжая, уперев руки в бока. Интересно, женщины так намеренно делают? Прямо так и тянет заглянуть в декольте, когда женщина в такой позе!
Про позы я снова зря.
— Вы меня чуть не угробили, лекарша недоделанная! — рявкнул я, пытаясь разозлиться посильнее. Лучше злость, чем столь очевидное желание. — С чего вы взяли, что мне можно давать эту настойку? Может, она для меня смертельна? Как можно вливать что-то в человека, не зная, что с ним происходит? Вы совсем с головой не дружите?
— Но я же… — растерялась она. — Это просто травы! — Ну, ясень пень. — И ягоды! Настоянные на спирту! Там ведь нет ничего страшного!
— Спирт, ненормальная! Мне его нельзя!
— Не заметила, чтобы вы скончались! — рявкнула она в ответ. — По-моему, погибли лишь остатки вашей совести! Если они вообще могли выжить в этой голове, заполненной непомерной наглостью!
— Да что вы? Кто говорит о наглости? Особа, занявшая чужой дом и не гнушающаяся заходить в чужие двери? Может, вам на лбу написать: убирайтесь к хреням?
— Это и мой дом тоже! А насчет написать…Попробуйте! — яростно сверкнула она глазищами. — И я точно вас пристрелю!
Я выдохнул.
— Пристрелите? Уж не из моего ли ружья?
Ее глаза предательски забегали.
— Понятия не имею, о чем вы.
— Да вы просто святая добродетель! — я сделал два шага, разделяющие нас, и навис над рыжей, отперевшись ладонью в стену. — Ружье где?
— Я не знаю, куда вы его дели. Наверное, потеряли. Может быть в лесу.
— В лесу? — опешил я. — Ты что, выкинула в лес почти новенькую двустволку? Ты чокнутая?
— Я не люблю, когда мне угрожают оружием! — вскинулась она.
Я подышал, чтобы не придушить мерзавку. А то руки чесались. Потом схватил ее повыше локтя, дернул.
— Идем.
— Куда? — захлопала она ресницами.
— В лес! — оскалился я.
— Зачем?
— Закопаю тебя! Чтобы не мучилась!
— Ну ты и скотина!
Ух ты, решилась, надо же.
— Ещё какая. Так что шевели своими малиновыми туфельками и показывай дорогу.
ГЛАВА 11
Неблагодарная свинья, вот кто он, этот ШерхХенсли! Я его, значит, отогрела, пожалела, еды принесла, а он? Конечно, ружье забрала, хватит с меня того, что он этим ружьем мне в лицо тычет!
Мерзавец!
В лес потащил!
Гад!!!
Ну, я ему устрою!
Хенсли топал рядом, крепко держа меня за руку. Как клещами вцепился! От того улыбающегося человека, что целовал меня несколько часов назад, и следа не осталось, испарился! Теперь рядом снова был дикарь — отвратительный и наглый тип, которого очень хочется стукнуть чем-нибудь тяжелым.
— Куда ты его спрятала? — спросил гад, вертя головой. На меня не смотрел, словно ему было противно. А меня так и тянуло рассмотреть при дневном свете лицо без жуткой бороды. Твердый подбородок, четко очерченные губы, бледные впалые щеки… Глаза прищуренные, злые. Волосы нечесаные до плеч.
Отвернулась, когда поняла, что мы стоим, а Шерх также разглядывает меня.
— Уже пришли? — глупо спросила я.
— Это ты мне скажи, — поднял он бровь.
Я повертела головой. А красиво здесь. Лес шумит, пахнет молодыми листочками и травой, что уже укрывает солнечные прогалинки. У корней желтеют мелкие цветочки — красота. И вода бьется совсем рядом.
— Туда, — велела я.
— К роднику? — с подозрением спросил Шерх. Я кивнула. — Ты что, спрятала ружье там? — процедил он.
Я пожала плечами.
Родник бил в мелкое озерцо, разлетался на камушках драгоценными осколками и веселыми брызгами. Над струями дрожали в солнечном свете крошечные радуги, у бережка плескались мальки. Надо привести сюда Линк, ей понравится.
