— Я решила устроить праздник. Присоединитесь, истрХенсли? И повод прекрасный. — Сделала к нему шаг, глядя в непроницаемые черные глаза. Ярость дикаря выдавали подрагивающие ноздри и белые пятна на лице. Я мило улыбнулась и отсалютовала бокалом. — За честность и благородство, господин Хенсли. Ну, и ещё за хаосника, которого… не было.
Гостьи настороженно застыли, я чувствовала их взгляды за спиной. Наверняка- непонимающие и испуганные.
Сосед сделал два шага, поднявшись на ступеньку, вырвал бокал из моих рук и швырнул его на пол. Стекло брызнуло осколками, кто-то взвизгнул.
— Убирайтесь отсюда! — прорычал дикарь, сверля взглядом перепуганных женщин. — Немедленно!
— Вы не имеете права прогонять моих гостей! — обозлилась я, уперла руки в бока. — Сами убирайтесь, если вам не по нраву наш праздник. Запритесь в своей норе и сидите там, раз такой нелюдимый! А мы будем танцевать!
— Пошли. Вон, — процедил дикарь. Женщины начали неуверенно подниматься, переглядываясь.
— Все в порядке! — я натянуто улыбнулась. — ИстрХенсли забыл, что эта половина дома принадлежит мне! И я могу делать здесь все, что пожелаю! Лили, сделайте погромче…
Шерх поднял ружье и, почти не целясь, выстрелил. Певчая шкатулка разлетелась ошметками, женщины завизжали и как одна бросились вон с террасы, позабыв свои корзинки. Шерх удовлетворенно хмыкнул, развернулся и пошел прочь.
— Сумасшедший! Чокнутый! Духи, зачем я пришла сюда?!
— Постойте! — я попыталась остановить это бегство. — Послушайте… Он уже уходит!
Но перепуганные гостьи уже стояли за оградой Оливковой рощи. Задержавшаяся Марта тронула мою ладонь.
— Кажется, мы зря пришли, — с сочувствием произнесла она. И посмотрела на спину удаляющегося мужчины. — И возможно… возможно, вам стоит поселиться в городе, дорогая Софи. ИстрХенсли… вряд ли он позволит вам здесь жить. Вы ведь понимаете.
Я застыла, кусая губы. Сволочь этот истрХенсли. Хотя чего я ожидала? Извинений? Как же!
— Софи, вы меня слышите?
— Да, Марта, — вздохнула я. — Я поняла. Но я не уеду. Простите меня. Я не хотела, что бы все вышло так… — закусила губу, сдерживая слезы. Духи, а если бы этот ненормальный в кого-нибудь попал? Ранил? Это не он чокнутый, это я, раз поверила в свои силы…
— Постойте, Марта! Одну минуту, прошу вас! — я метнулась в дом и вернулась со свертком. — Вот, возьмите, здесь мои броши. Около десяти… Отдайте их истрам и скажите… я очень благодарна, что они пришли. И мне… жаль. Простите меня, пожалуйста.
Марта похлопала меня по плечу.
— И все же подумайте, дорогая. Вы могли бы пожить у меня, над кофейней есть комната. У вас дочь, милая Софи. Я боюсь… рядом с этим человеком находиться небезопасно.
Да уж. еще как.
Расстроенно кивнув, Марта тоже ушла. А я села на лавку и закрыла лицо руками. Хорошо хоть Линк не видела этого ужаса. Накормив, я отправила девочку вместе с Пыхом в дом, там они и уснули. Духи, о чем я только думала? А если бы Линк была на террасе? А если бы ее задело осколком или… или и того хуже?
— Какая же я дура, — всхлипнула, предаваясь запоздалым сожалениям. На столе осталась грязная посуда, надо бы перемыть и завтра отнести Марте. ещё раз извиниться. Вряд ли после такого хоть кто-то из женщин захочет со мной разговаривать.
Я сердито смахнула слезы и вздрогнула, когда тень заслонила солнце.
Вскочила.
— Что еще вам нужно? — яростно бросила я. ШерхХенсли молчал. И хмурился, глядя на меня.
— Ну? — сжала я кулаки.
— У меня к вам предложение, София, — хрипло произнес он. Посмотрел на стол с остатками еды, втянул воздух. И я вдруг подумала, что дикарь голоден. Вон худой какой… Щеки такие впалые, словно он почти не ест… — Я выкуплю вашу часть наследства, и вы навсегда забудете об Оливковой роще. Этого достаточно, чтобы купить комнату в Дейлише или другом городе. Вот, берите.
Он протянул ладонь, на грязной перчатке мерцали осколки. Я сжала кулаки.
— Мне не нужны ваши подачки!
— Вот как?! — он дернул горлом, сунул осколки в карман. И неожиданно сгреб одной рукой ткань платья на моей груди, подтянул к себе. — Тогда слушай, раз до сих пор не поняла, — оскалился он мне в лицо. — Думаешь, я с тобой шутки шучу? Или в игры играю? Совсем безмозглая? — он легко встряхнул меня. — Я сказал — убирайся. Не хочешь денег, вали так. Не поймешь, пожалеешь. И уже по-настоящему. Ясно тебе?
— Ты не посмеешь, — выдохнула я.
— Ещё как посмею, — процедил дикарь. — Раз такая смелая, подумай о ребенке.
Я дернулась.
— Нет!
— Да. Моих осколков хватит, что бы создать несколько иллюзий.
— Ты… — я задохнулась от негодования. — Сволочь! Мерзавец! Она же маленькая!
— Вот именно, — гадко усмехнулся ШерхХенсли. — Так что собирай свои платья и вали отсюда.
Он разжал пальцы, и я покачнулась, чуть не свалившись. А потом развернулся и снова ушел, на этот раз — окончательно.
Я же опустилась на лавку, чувствуя, как дрожат ноги. И понимая, что самое разумное — действительно покинуть Оливковую рощу. Ну зачем я упрямлюсь? Мне не выстоять против ШерхаΧенсли, он наглая и беспринципная сволочь, а я одинокая, беззащитная и с ребенком… Лучше и правда убраться.
Обвела взглядом террасу. Когда-то это был очень красивый дом. А за ним — виноградник и та самая оливковая роща, что дала название поместью. И, наверное, когда возводили эти стены, владельцы мечтали о счастливой и спокойной жизни. О шумных обедах в кругу семьи и тихих вечерах, когда солнце окрашивает виноградник в оранжевый и золотой цвет. О бархатных ночах, наполненных свирелью цикад, шепотом рощи, любовью и пряным вином. О рассветах — свежих и ароматных, когда кухарка печет сдобные булочки с корицей, а на белой скатерти стола дожидается в тонкой чашке кофе…
Хорошие мечты.
Я тоже мечтала о чем-то похожем. Бабушка говорила, что иногда за свои мечты надо вгрызаться в жизнь зубами, не позволять обстоятельствам сломить себя. Но что делать, если эти обстоятельства гораздо сильнее, наглее и вооружены двустволкой?
Не лучше ли отступить?
Перед глазами вновь встало лицо истры Элеонор.
— Вам лучше покинуть наш дом, милочка, — поджав губы, вещала она. — Вы ведь понимаете, что свадьба с моим сыном- это нонсенс? Ужасный мезальянс. И не думайте, что раз сумели завлечь Гордона своими… м-м-м, талантами, это что-то значит!
Я тогда хлопала глазами, невинная и наивная, и даже не понимала смысла оскорблений. Дура.
— Гордон быстро поймет, что совершил ошибку, уж поверьте мне.
Он и понял. И да, как сказала его мать — быстро. Он вообще был очень понятливым, как оказалось…
