– Понятно… Ухожу я из Свиристеля. Долю свою от добычи возьму и уйду. Живи тут князем, а я под тобой прихвостничать не стану.
Впервые Ингварь говорил с братом так жестко, непреклонно. Борис на миг отвел взгляд, а когда посмотрел снова, в глазах горел странный, хитрый огонек.
– На то твоя воля, братуша… Я что говорю: пригожа княжна Ирина. Ты на ней жениться хотел, помнишь?
У Ингваря перехватило дыхание от бешеной, нерассуждающей ненависти, которая не помнит ни о человечьем, ни о Божьем законе. Рука вцепилась в рукоять кинжала.
– Перехотел? – вроде как удивился Борис.
– Не глумись. Убью… – процедил Ингварь, держась из последних сил. Ударить булатом прямо в переносицу, меж насмешливых глаз. И будь что будет.
Брат угрозы не испугался, а рассмеялся – облегченно. Хлопнул по плечу.
– Не перехотел! Любишь ее! – Он смущенно потер кончик носа. – Я что подумал… На свете красных девок много. Засяду тут у вас, как в болоте. Михаил говорит: соединим княжества, станем вместе править. Каменный город поставим, будем караваны снаряжать, овец разведем – шерсть мотать… Скучно, брат. Как вообразил себе этакую жизнь – тоска меня взяла. Послушай-ка… – Он хитро прищурился, в голосе зазвучала вкрадчивость. – Ты без меня тут хорошо управлялся. Княжествуй и дальше. А взамен отдай мне всю половецкую добычу, целиком. И пошел бы я от вас счастья искать. На юг, в греческую землю. На такие деньжищи можно снарядить хорошую дружину. Верну себе город Коринф, буду там жить. Заскучаю – пойду Святую землю воевать. А ты женись на Ирине, князь-Михайле не всё одно? Когда старый помрет, будешь князем уж не малым, а вровень с другими. Я же сюда более не вернусь. Хмуро тут у вас. Солнца мало. Рожи кислые… Что молчишь?
Ингварь молчал, потому что не верил ушам. Закружилась голова.
– Ладно, – с тревогой сказал Борис. – Четыреста гривен, которые ты за меня Тагызу выплатил, тебе верну. Но остальное – мое. Так пойдет?
Медленно, еще не веря, Ингварь кивнул. Просияв, брат снова ударил его по плечу.
– Вот это по-братски! Только еще одно условие. Кто из дружины захочет со мной идти – отпустишь. С оружием и конями.
– Ладно, – просипел Ингварь.
– Братуша, родная кровь!
Борис обхватил его руками, даже поцеловал на радостях.
Одним махом взлетел в седло, поскакал к дружине.
– Эй, все в круг! – зазвенел повелительный голос. – Говорить с вами буду!
А Ингварь отошел в сторонку, где трава поднималась выше. Встал на колени, чтоб помолиться – возблагодарить Господа за великое милосердное чудо, – да и загляделся на закатное небо.
Вот где было чудо так чудо!
Солнце уж спустилось за горизонт, но облака его еще помнили, провожали мановением алых, пурпурных, розовых платков. Не очень-то горевали по разлуке. Знали, что она будет недолгой, завтра свидятся опять.
Облака висели низко. Недалеко было и до Бога. Это Он смотрел на Ингваря, лучился покойной, ласковой улыбкой. Что-то тихо нашептывал, но слов было не разобрать.
– …Купим корабли, поплывем в греческую землю! – несся с поля напористый голос. – Там житье сладкое, не то что здесь! Верну свой удел – всех рытарями пожалую, а младшую дружину наберу из местных греков. Поживем, погуляем, пока не прискучит, а после отправимся в Святую землю, или, может, в Италию, или в Окситанское царство, лучше которого нет на всем белом свете! А можно в испанские земли, с маврами биться! Хорошую дружину всякий государь примет, золотом заплатит!
Ингварь закрыл уши ладонями, чтоб крик не мешал услышать и понять Божье шептание.
Услышал. Понял. Смысл был простой, ясный.
Кто-то тронул сзади за ворот. Обернулся – брат.
– Не прогневайся, Клюква. Я и сам не ждал, – виновато сказал Борис. – Конные все со мной хотят. А из пеших не идут только старики. Всего восемнадцать человек… Голым тебя оставляю. Опомнятся поганые, придут за Тагыза мстить – с кем отбиваться будешь?
Когда Ингварь не ответил, брат забеспокоился:
– Но ты обещал, что всех охотников отпустишь! Эй, куда ты всё глядишь-то?
Глядел Ингварь на маленькое облачко – почти что круглое, клюквенного цвета.
Улыбнулся, вспоминая услышанное. То же самое и сказал вслух, только переиначил по-своему, потому что точно таких слов в человеческом языке не было:
– Ничего. Управлюсь как-нибудь, с Божьей помощью. Мне отсюда уезжать некуда.