— Мне он тоже не нужен, — озвучивает она эту богатую мысль. — Мне рюкзак нужен.
— Рюкзака у меня нет, — устало говорит чиновник.
— Когда будет? — осведомляется Мурка.
Чиновник хватается за голову и стонет. Потом поворачивается к нам спиной и, кажется, планирует покинуть помещение.
— Ну ладно, — неожиданно соглашается Мурка. — Черт с вами! Берите его так. Я сегодня добрая.
И она подвигает чемодан к чиновнику. Чиновник возвращается, подходит к чемодану и, не глядя, носком ботинка подвигает его обратно к Мурке. Мурка протягивает ножку и подвигает чемодан к чиновнику. Чиновник протягивает ножку… Так они двигают чемодан довольно долго.
Чиновник не выдерживает первым.
— Нет-нет! — произносит он сахарным голосом. — Ну что вы! Зачем же такие жертвы! Только после рюкзака.
— Нет-нет! — отвечает Мурка, и кажется, что в ее голос положили весь наличный запас сахара небольшого супермаркета на 2000 квадратных метров. — Ну что вы! Рюкзак можно потом.
— Нельзя! — говорит чиновник, и в голосе его слышится поступь каменного гостя. — Как же вы без рюкзака!
Мурка кручинится.
— Ну, как-нибудь, — неуверенно говорит она, и голос ее дрожит. — Я уже привыкла к разлуке. И путешествовать, знаете ли, как-то удобнее налегке.
Но чиновник неумолим.
— Не положено! — И в голосе его слышится поступь медного всадника. — Сначала вещи отдаем, потом принимаем!
Мы с Мышкой недоуменно переглядываемся. Мы никак не ожидали такой резкой смены политики. Видимо, чиновник всерьез решил не связываться с Мурой.
Мурка задумывается.
— А если… — Она наклоняется к чиновнику и фамильярно треплет его за ухом. — Я вас отблагодарю… — И выжидательно смотрит ему в глаза.
— Как? — теряется чиновник.
— Как хотите, — говорит Мурка, намекая сразу на все.
И тут с чиновником начинают происходить страшные метаморфозы. Он багровеет, бледнеет, зеленеет и покрывается легкой синеватой испариной. На лице его отражается гамма сложносочиненных чувств — от испуга до возмущения, от растерянности до злости.
— Синьора, кажется, не понимает, — ледяным тоном говорит он. — Я при исполнении служебных обязанностей. То, что вы предлагаете, оскорбляет меня как государственного служащего!
Надо сказать, что синьора действительно не понимает. Синьоре кажется, что небольшая дружеская благодарность, выраженная в умеренном количестве денежных знаков, никоим образом не может оскорбить государственного служащего, а совсем наоборот. Синьора встает со стула. Зеленый ситцевый хвостик, которым подпоясаны ее штаны, встает дыбом.
— Бери чемодан! — тихо, но внятно произносит синьора с явной угрозой в голосе.
— Не возьму! — так же тихо, но внятно отвечает чиновник.
— Возьмешь!
— Не возьму!
Чиновник тоже поднимается со стула и начинает наступать на нас, тесня к выходу. У дверей он делает резкое неожиданное движение, распахивает дверь, ударом плеча выпихивает нас в коридор и захлопывает дверь. Мы слышим скрежет задвигаемой щеколды и раскаты дьявольского хохота. Мурка стоит со своим чемоданом. На лице ее — ослиное упрямство.
— Оставлю чемодан у него под дверью! — угрюмо бубнит она. — Пусть потом расхлебывает!
— Нельзя, Мура! — уговариваем ее мы с Мышкой. — Чемодан чужой, его, наверное, ищут. Надо его оформить как полагается.
— Оформлять не дам! — бубнит Мурка. — Пусть тогда рюкзак отдают!
— Мур, — говорю я строго, — ты определись, чего ты хочешь. Если ты хочешь получить рюкзак, то зачем оставлять чемодан под дверью? А если ты хочешь избавиться от чемодана, то почему бы его не оформить?
— Мопс. — Мурка печально улыбается, в голосе ее слышна грусть. — Мы с тобой знакомы тридцать лет. Неужели ты не поняла, чего я хочу?
— Нет, — честно отвечаю я.
История с чемоданом и рюкзаком за тридцать лет случается с нами впервые.
— Я, Мопс, хочу всего сразу.
Кто бы мог ожидать от Мурки таких глубин самопознания!
— Тогда ты не получишь ничего, — говорю я, и это чистая правда.
С чемоданом под мышкой мы волочемся обратно в гостиницу. Чиполлино за своей стойкой беседует с ощипанной американкой, похожей на тощего цыпленка из советской кулинарии. Он пишет ей что-то на бумажке и, подавая эту бумажку, тихонько пожимает руку. Я вздрагиваю. Это Чиполлино! Мой Чиполлино! Тот Чиполлино, с которым я провела упоительную ночь! Мужчина, поведавший мне всю свою жизнь! Конечно, под прикрытием Большого Интеллектуала я немножко расслабилась и забыла о том, что на свете существует мужское коварство. Тем ужасней встреча с реальностью. Чиполлино меня не любит. Вернее, он любит меня только как клиента.
Мы запихиваем чемодан в номер и выезжаем в город. Мышка ноет — она уже устала. Мурка злится — она уже хочет есть. Я предвкушаю встречу с Венецией. И вот — она перед нами. Мы стоим на Понте-Риальто. Большой канал катит перед нами свои воды.
— Движение, как на Тверской, — буркает Мурка.
Венеция поражает меня. Я знаю людей, которые восхищаются этим городом. Он притягивает их, как магнит. Я знаю людей, которых этот город ужасает. Они показывают пальцем на облезлые стены дворцов и грязную воду в каналах и недоуменно пожимают плечами. Меня Венеция не восхищает и не ужасает. Меня она поражает. Поражает соединением несоединимого. Запахом тлена и жизни, распада и расцвета. Венеция — некрополь живых. Кажется, что здесь лет пятьсот никто не живет, кроме призраков и восковых фигур, однако вот — полюбуйтесь! — на площадях играют дети, гондольеры гоняют на набережной мяч, а между домами натянуты веревки с мокрыми простынями. У меня такое впечатление, что с тем же успехом можно было бы развернуть походную палатку в Лувре. Я размышляю о том, что в жизни не всегда все можно подогнать друг к другу, как в конструкторе «Лего», а Мурка с Мышкой тем временем тянут меня за рукав. Им надо срочно где-нибудь опуститься и чем-нибудь подкрепиться.
Мы спускаемся с моста и бредем к площади Сан-Марко. На площади Сан-Марко примерно поровну голубей и туристов. Первые вызывают брезгливую гримаску у Мурки. Она считает их разносчиками заразы и никогда не подкармливает. Вторые вызывают тихий ужас у Мышки. Ей кажется, что сейчас нас затолкают, а в кафе нам не хватит кофе и пирожных. Мы опускаемся в плетеные кресла перед кафе «Флориан». Это самое дорогое кафе в мире. Но мы с Мышкой этого не знаем. А Мурка знает. Только нам не говорит. Мурка сидит в позе белогвардейца на допросе красного командира — развалившись и положив одну толстенькую ножку на другую. И курит вонючие коричневые сигаретки. Официант приносит меню. Я смотрю в меню, и холодная лапа ужаса сжимает мое сердце. Мышка смотрит в меню, и по ее аристократической носяре ползет капля пота. Мурка смотрит в меню и недовольно хмурится: ей там чего-то недостает.
