Ника всхлипнула, сделала шаг назад, и в этот самый момент кто-то схватил ее за руку, потянул прочь от обрыва.
– Девушка, осторожнее! – Ее держал за руку мужчина в форме официанта. Не молодой и не старый – обыкновенный. Наверное, он шел по каким-то своим надобностям и увидел ее, глупую слепую Нику. – Здесь же обрыв, разве вы не видите?!
– Я не вижу, простите. – Ей не хотелось врать этому доброму человеку, но и говорить правду еще рано. Похоже, слишком рано. – Кажется, я заблудилась.
Официант посмотрел на нее с жалостью. Во всяком случае, Нике так показалось.
– В таком случае, позвольте, я провожу вас к дому.
– Спасибо. – Вот и все, на что хватило ее сил. – Спасибо, я буду вам очень признательна.
Он вел ее осторожно, предупреждал о препятствиях не хуже Ариадны, а Нике хотелось расплакаться от отчаяния. Тяжело терять веру в людей. Даже если это всего лишь остатки веры, даже если это не совсем люди.
Они стояли на крыльце – Ксю и Юна. Те самые Ксю и Юна, которые так торопились уйти к себе, чтобы подготовиться к ночи большого отлива. Торопились, но не ушли, остались ждать. Чего ждать? А вот хотя бы ее отчаянного крика, когда она свалится вниз с обрыва. Или испуганного визга того, кто найдет ее бездыханное тело на пляже. На пляже ведь сейчас много людей. Кто-нибудь да найдет. Или они просто хотели убедиться, что она ушла и больше никогда не вернется? А убедившись, вернуть инфракрасные маячки на прежнее место? Как это хитро! Как это тонко! Как это… мерзко.
– Вот мы уже почти пришли, – сообщил официант, когда они вышли на ярко освещенную огнями площадку перед входом в дом. – Куда вас проводить?
– Спасибо, дальше я сама. – Она еще раз посмотрела на официанта. Посмотрела очень внимательно, чтобы запомнить человека, который, сам того не ведая, спас ей жизнь. Для начала запомнить, а утром и отблагодарить. Если утро для нее вообще настанет.
– Рад был помочь. – Он кивнул, отступил на шаг, пропуская Нику вперед.
Дальше она шла сама, осторожно, как по минному полю. Она шла, а Ксю с Юной смотрели. Что выражали в этот момент их лица, Ника не видела, потому что не смотрела в их сторону. Она слепая, она идет на ощупь, строго по маячкам, полагаясь лишь на команды Ариадны.
Они ее не окликнули, затаились, кажется, даже перестали дышать. Что они чувствовали в этот момент? Разочарование от того, что не вышло убить человека? Или, быть может, облегчение от того, что убийство не состоялось? Пусть бы второе! Ника очень на это надеялась.
Дышать полной грудью она смогла, лишь когда оказалась в своей комнате и заперла дверь на замок. Ей бы поплакать, выдавить из себя весь этот страх и омерзение, но пока получалось только дышать. Даже горячий душ не помог. Студеный нездешний ветер по-прежнему продолжал ерошить волосы и тревожить призрачных змей.
В дверь постучали в тот самый момент, когда Ника вышла из душа. На пороге стояли двое: Тереза Арнольдова и горничная. В руках у горничной было что-то струящееся, с виду совершенно невесомое.
– Ваш наряд для предстоящего торжества, Доминика. – Тереза сделала знак, и горничная бережно разложила все принесенное на Никиной кровати, а потом почти бесшумно удалилась.
Горничная удалилась, а Тереза Арнольдовна осталась.
– Через полчаса к вам придет стилист, попробует что-нибудь сделать с вашими волосами.
Змеи обиженно зашипели, им не нравилось, когда их тревожил кто-то, помимо Ники и Серебряного.
– А пока примерьте вот это. – Тереза раскрыла черную бархатную коробочку, которую все это время держала в руках, внимательно, почти с любовью изучила ее содержимое. Ника тоже изучила. Украдкой.
Это был гарнитур: серьги, подвеска и диадема невероятной красоты.
– Что это? – Нельзя выходить из роли. Пусть даже Тереза Арнольдовна ей не враг. Кажется, еще не время.
– Это подарки от Агаты, украшения, которые вам надлежит надеть этим вечером. Позвольте, я вам помогу.
Дожидаться разрешения Тереза не стала, не прошло и минуты, как серьги оказались у Ники в ушах, диадема в волосах, а подвеска заняла место медальона.
– Это придется снять на время церемонии. – Медальон лег на журнальный столик камерой вниз. Случайно или специально? В последнее время Нике начало казаться, что она сходит с ума. Слишком много подозрений, слишком много подозреваемых. – Перед тем как вы отправитесь в лабиринт Медузы, его вам вернут, а пока придется довольствоваться той программой, что есть у вас в телефоне.
– Как я выгляжу, Тереза Арнольдовна?
Ника коснулась руками диадемы, улыбнулась. В этом доме врут, кажется, все. Но при общении со слепым человеком можно не следить за выражением своего лица, а ей важно знать, кто враг, а кто друг. Вот Тереза Арнольдовна, скорее всего, и не враг, и не друг, на ее безоценочное суждение можно положиться. Наверное…
Дрогнули уголки поджатых губ, сощурились миндалевидной формы глаза, раздулись тонкие, изящно вырезанные ноздри. Тереза Арнольдовна могла бы быть очень красивой женщиной, если бы не этот холодный, куда холоднее нездешнего ветра, взгляд. Не друг… точно не друг.
– Вы выглядите достойно, Доминика. – А взгляд изменился, поплыл и потеплел, словно бы Тереза вспомнила что-то приятное.
– Достойно чего? – Больше нельзя смотреть и анализировать. Пусть Тереза видела данные ее медицинских обследований, пусть она абсолютно уверена в ее слепоте, но больше смотреть нельзя. Нужно расфокусировать и отвести взгляд. А еще задать какой-нибудь ничего не значащий, нейтральный вопрос.
– Достойно того, чтобы быть ее внучкой.
– Агаты?
– Да. Вы с ней очень похожи. Вы похожи на нее куда больше остальных ее внучек.
– Не знаю. Мне тяжело судить.
– А мне легко. – Невинная фраза, почти комплимент, а прозвучала как приговор. Нужно прекращать подозревать всех и вся, так и до беды недалеко. – Чуть не забыла. – Из складок пышной юбки Тереза Арнольдовна достала изящный хрустальный флакон, сняла крышку. – Еще один подарок от Агаты, духи ручной работы, эксклюзив. Вы ведь уже после душа, давайте я помогу вам их правильно нанести.
– Правильно?
– Это тоже своего рода наука.
Тереза Арнольдовна говорила, а тем временем медленно и совершенно бесшумно надевала перчатки, тонкие латексные перчатки… Сначала перчатки, а потом и респиратор…
Не друг, теперь уже точно не друг. А тогда кто? Неправильный вопрос! Правильный вопрос будет звучать так – что в хрустальном флаконе? И еще один немаловажный, наверное, даже жизненно важный вопрос: что ей теперь делать, как защищаться от этой неведомой, но такой ощутимой опасности?
Ника бы что-нибудь придумала. Если бы пришлось, вышибла флакон из Терезиных рук. Как-нибудь нечаянно, сослепу. Флакон крепкий, от падения на ковер он точно не разобьется.
