Ту девочку звали Ирис. Хрупкий цветок, чудом выживший в хаосе, что устроила Никс на корабле. Они привыкали друг к другу долго. Никс не спешила и не торопила. Пока Димитрис метался в бреду, на ее плечи легли все тяготы и заботы по спасению их жизней.
Море не отзывалось очень долго, а когда Никс почти потеряла надежду, робко ткнулось волной в борт их дрейфующего корабля, дотянулось пенными брызгами до ее протянутой руки. Ей было нужно течение и попутный ветер, и чтобы никаких бурь и подводных скал на пути. Ей был нужен берег далекой страны, чтобы укрыться и от людей, и от воспоминаний.
Море покорилось. Или сжалилось? С морем нельзя знать наверняка. Как бы то ни было, но когда Димитрис наконец пришел в себя, на горизонте уже виднелась тонкая полоска суши. Их новый дом был не похож на старый. И здешнее море было другим: не таким ярким, не таким соленым, не таким теплым. Кажется, даже не таким коварным. В первый же день оно принесло Никс в подарок низку жемчуга. Жемчуг она отдала Ирис. Девочка ее сторонилась. Или, вернее сказать, боялась? Ведь там, среди застывших в ужасе каменных статуй, остались ее родители…
Статуи Никс отдала морю. Сталкивала за борт одну за другой бесконечно долгий и бесконечно жаркий день. Море распорядится судьбой несчастных лучше, чем она. Убаюкает, упокоит… И слижет шершавым языком кровь с палубы. Морю нравится вкус крови. Не потому ли оно тоже соленое?
Оставалось сделать самое главное, отдать последний долг. На сей раз не морю, а старухе.
Мертвые глаза смотрели на Никс одновременно с укором и благодарностью, и змеи больше не пытались ужалить.
– Теперь ты понимаешь… – Не то шорох волн, не то шепот в ее голове. – Теперь ты все понимаешь, дитя…
Море приняло каменную змеевласую голову бережно и с опаской, будто и само боялось окаменеть от такого подарка. Оно знало, что нужно делать с дочерями Медузы, знало, как правильно их хоронить, чтобы даже мертвые они не смогли навредить живым.
А Ирис привыкнет. Ей нужно время. Им всем нужно время для того, чтобы научиться жить заново на этой незнакомой земле.
Время было к ним милосердно. И время, и море, и новая родина. Драгоценностей, спрятанных в рыбацких корзинах, хватило, чтобы купить все, что им было нужно: и дом, и одежду, и доброе имя, и признание чужаков. Они очень быстро стали своими на этой благодатной земле. Это легко, когда у тебя есть деньги и сила. Не обычная человеческая сила, а та, которая бурлила, переливалась через край в Никс. Для Димитриса она была не только любимой женой, но и первейшей помощницей. Она умела договариваться и с морем, и с людьми. С этими людьми оказалось просто договориться, они не знали, на что она способна.
Ирис тоже привыкла. И к новой земле, и к новой семье, и к ней – Никс. И когда у Никс родилась девочка, первой ее взяла на руки именно Ирис, ее старшая, приемная дочь.
Малышку назвали Ириной. Обещанием новой мирной жизни – вот чем она стала для Никс и Димитриса! И долгие восемь лет их жизнь была наполнена счастье и радостью. В ней было все, о чем они мечтали. Семья, дочки, большой и уютный дом – для нее. Деньги, власть, целая торговая флотилия – для него. Любовь – одна на двоих.
Это глупая Никс думала, что одна на двоих, а оказалось, что на троих… Нет, не так! Все-таки, на двоих, вот только ее вычеркнули из этой счастливой истории…
…Когда она увидела Димитриса и Ирис, их сплетенные в страстном порыве тела, ей захотелось ослепнуть. Любимый муж и любимая дочь. Пусть не родная, но выращенная в любви и заботе. Обманщики… Презренные лжецы…
Никс ушла к морю. А кому еще она могла рассказать о своем горе? С кем поделиться болью и слезами? Только с ним, своим старым противником и старым другом. Море ласкало и убаюкивало, море тянуло за подол платья и обещало покой, море стало для Никс колыбелью. А потом нашептало на ухо план мести…
На берег Никс вышла другим человеком. Нет, не человеком! Хватит обманываться! Она не человек! Она – дитя Медузы! Она сама Медуза, она может одаривать и может карать. Отныне у нее осталась лишь одна-единственная дочь. Девочка с золотыми кудрями, которые рано или поздно превратятся в золотых змей. Девочка, которая не должна повторять ошибок своей матери. Не должна любить и доверять никому, кроме моря. Никс ее научит! Нет, она не станет швырять свою девочку со скалы в воду, не будет жестокой и нетерпеливой. Ее дочь научится быть Медузой без слез и страданий. Никс не повторит ошибок старухи, но молчать о самом главном она тоже не станет. Дочерям Медузы нельзя любить. Их любовь убивает. Любовь убивает их. А морю потом приходится хоронить отрезанные головы…
Ирис любила морские прогулки. Как любят их все дети. Вот только Ирис больше не ребенок. Она выросла, а Никс даже не заметила, когда это случилась. Упустила тот страшный миг, когда в глазах Димитриса погас огонь, что горел для нее почти десять лет. Теперь он вспыхивал, лишь когда взгляд его обращался на Ирис, девочку, которую Никс считала своей дочерью.
Море раскачивало лодку, в которой они сидели. Раскачивало медленно, как колыбель. Море ждало знака, а Никс все не решалась. Смотрела на смеющуюся Ирис, вспоминала ту маленькую напуганную девочку, что пряталась под плащом Димитриса, вспоминала почти десять счастливых лет. Ее жизнь была бы счастливой и дальше, если бы не Ирис, если бы не ее предательство!
Жалость исчезла в тот самый миг, когда Никс вспомнила обнаженные тела, услышала стоны и страстный шепот. В ее сердце не осталось места ни жалости, ни любви. Ярость, черная, как самая темная ночь, смотрели теперь на Ирис ее глазами.
Море, тайный союзник, все поняло правильно. Море качнуло и перевернуло лодку, а потом приняло Никс в свои ласковые объятия. Вот только это уже была не Никс! Она стала Медузой, беспощадной и яростной. Ярость кривила ее губы в горькой усмешке, ярость извивалась змеями над ее головой, ярость призывала с морских глубин темных голодных тварей.
Ирис видела тех, кто приплыл ее убивать. И истинную суть Никс она тоже увидела. Перед самой своей смертью. Ее смерь не была мучительной. Никс сжалилась в самый последний момент. Ирис умерла быстро, хватило лишь одного змеиного укуса. Но то, что она видела перед самой смертью, было настолько ужасным, что превратило ее тело в каменную статую…
Море вынесло эту статую на берег, швырнуло к босым ногам Никс. Теперь уже точно Никс, а не Медузы, потому что по щекам ее текли слезы, и горло разрывал крик ярости и боли.
Море ни в чем не было виновато. Ей просто нужно было с кем-то разделить эту боль. Заставить страдать кого-то еще так же сильно, как страдала она сама. Страдать и бесноваться от боли.
А морю было больно, когда острые шипы нарождающихся скал ломали его хребет и рвали в клочья его шкуру. Каменные глыбы тянулись к небу, змеились по дну дымящимися рифами, бугрились, прорастали ходами и пещерами, в которые тут же с ревом врывалась клокочущая вода. Ее ярость и агонизирующее море породили еще одно каменное чудовище, еще не живое, но уже и не мертвое, прикидывающееся островом, ненасытная утроба которого уже готова поглотить всех, кто рискнет войти в его подводный лабиринт. Чудовище, которое охраняют чешуешкурые золотые змеи и щупальца твари, настолько страшной и настолько древней, что ей давно стал невыносим солнечный свет…
