– Но я бы попросил… – Артем Игнатьевич сделал многозначительную паузу. – Я бы попросил вас не покидать свою комнату до завтрашнего утра. Нам всем так будет спокойнее.
Ей хотелось спросить, кому «нам», но она не стала. Если бы Агата захотела проявить заботу о новоявленной внучке, она бы проявила ее сама. Но Агате были чужды сантименты. Может, поэтому язык не поворачивался назвать ее бабушкой?
– И пожалуйста, не нужно сегодня ходить к морю. – Стальная тень развернулась к тени серебряной. Было очевидно, что просьба эта адресована не только Нике.
– Это касается лишь нас с Никой?
– Это касается всех гостей без исключения. Завтра всех нас ждет непростой день и непростая ночь. И мне не хотелось бы… эксцессов.
Про эксцессы Ника все поняла правильно, потому покаянно кивнула.
– По этой причине я распорядился до утра выставить охрану на пляже. Так сказать, во избежание. И послушайтесь доброго совета, ребята, лягте сегодня спать пораньше. Отоспитесь перед ночью большого отлива.
– А отлив точно случится? – Ника не хотела спрашивать, но вот… не удержалась.
– Полвека назад случился.
– И вот прямо такой масштабный? – А это уже Серебряный. Ему тоже интересно. – Юна говорит, что у берегов острова глубина семь метров. Как-то не верится во все эти… легенды.
– Мне тоже не верилось. Полвека назад.
– А теперь? – Отчего-то Нике было важно получить ответ именно на этот вопрос.
– А теперь я стал старше на пятьдесят лет, и жизнь заставила меня пересмотреть взгляды на очень многие вещи.
– Как она доберется до острова? – Снова Серебряный. Вот, значит, какой вопрос интересует его.
– Ника… – на плечо легла тяжелая ладонь, и змеи зашипели, потянулись к тому, кто посмел тронуть Нику без разрешения. – Вы не должны ничего бояться.
А она боится! Это там, за столом, перед Ксю и Юной она старалась казаться бесстрашной и равнодушной, но Ксю права – море смертельно опасно…
– Инициацию лабиринтом проходят все девушки рода Адамиди.
– Вот только сестра Агаты не прошла…
– Это был несчастный случай. – Нержавеющая сталь потускнела, словно инеем покрылась. – Больше подобное не повторится. Вам нечего бояться.
– А если повторится? – Серебряный сжимал Никину руку крепко, до боли. И Ника была ему благодарна.
– Не повторится.
– Почему вы в этом так уверены?
– Тогда были особые обстоятельства. Мы приняли меры.
– Но вы так и не ответили нам, как доберется до острова Ника, которая даже в море войти не может, чтобы не устроить… – Серебряный осекся, и змеи обиженно зашипели. Змеи умели обижаться за Нику.
Она ведь и в самом деле обиделась. Понимала, что он прав, что не хотел сказать ничего оскорбительного, что всего лишь констатировал очевидное, но горло словно сдавила невидимая рука.
– Я справлюсь, – сказала она и вздернула подбородок. – То, что было, больше не повторится. – И улыбнулась серебряной тени вежливой и холодной улыбкой. – Я не стану устраивать ни истерик, ни…
– Я хотел сказать – устроить Армагеддон…
– Да, я так и поняла. Все будет хорошо, обещаю вам. Никакого Армагеддона. А теперь, если позволите, я бы ушла к себе.
– Разумеется. – Стальная тень отступила.
– Я тебя провожу. – А серебряная тень, наоборот, заступила дорогу.
– Спасибо. – Не станешь же спорить с ним при посторонних. Да и о чем спорить?
Половину пути они шли молча. Путь выбирал Серебряный: не через дом, а через парк. А Ника сосредоточилась на том, что видела. Кажется, карандашный рисунок ее мира стал чуть более четким, чем был еще пару часов назад. Возвращается зрение. Возвращается! Вот за эту мысль и нужно держаться.
– Ника, ты обиделась. – Серебряный не спрашивал, он утверждал.
– Нет.
– Да.
– Немного. Но теперь, когда я больше не принимаю ничего подозрительного, все наладится. – Да, наладится. Вполне возможно, что завтра утром она проснется в привычной темноте, и змеи уползут из ее волос. Вот такой она станет нормальной завтра утром! – Кстати, о подозрениях. – Лучше не думать, что принесет ей завтрашний день. Ей и сегодняшний принес ворох всего. Попробуй разбери. – Ты в самом деле думаешь, что это Рафик Давидович?
– Он забрал конфеты из твоей комнаты, а потом пытался накормить тебя десертом. Кстати, я обратил внимание, все десерты были разные и он выбирал их сам.
– Но он помог поймать змею.
– А что ему оставалось делать? Не убивать же тебя при свидетеле!
– Зачем ему вообще меня убивать? Я понимаю, если бы это был кто-то из семьи. Мало кому захочется делиться наследством с какой-то там самозванкой.
– Ты не самозванка. Агата сегодня официально признала тебя своей внучкой.
– И это странно, ведь еще пару дней назад та же Агата утверждала, что генетическая экспертиза не подтвердила наше родство. Что изменилось с тех пор?
– Возможно, она заказала еще одну экспертизу. – Серебряный ответил не сразу, словно бы что-то обдумывал.
– Возможно. – Ника замедлила шаг, наблюдая, как хаос из разрозненных линий складывается в более или менее четкий рисунок.
– А Рафика Давидовича могли нанять. – Серебряный понизил голос. Это он зря, рядом нет больше ни одной живой души, ни одной тени. Эх, жаль будет расставаться с такими почти сверхспособностями… – Кто-нибудь из наследников.
– Зачем?
– Затем, что твое появление очень многим в этом доме спутало карты.
– Нет. – Ника качнула головой, и змеи тоже качнулись. – В этом нет логики. Агата признала меня своей внучкой только сегодня вечером, а галлюцинации у меня начались в первый же день появления на вилле. Понимаешь ты это, Серебряный?
– Тихо, – сказал он шепотом и прижал Нику к стене. Хорошо хоть, рот рукой не стал зажимать.
А змеи разволновались. И Ника разволновалась следом. Слишком уж близко оказался Серебряный. Опасно близко, если одна из змей вздумает напасть…
– Там Тереза с Зоей, – шепнул он.
Ника уже и сама слышала приглушенные голоса.
– …Ты хоть понимаешь, какая это катастрофа? – Голос Зои Адамиди вибрировал от волнения. – Сначала она заявляет, что Димочка не имеет никаких прав…
– Агата никогда не оставит своих внуков без поддержки. – Голос Терезы казался механическим, лишенным всяких эмоций.
– Ксения и Димитрис и твои внуки, мама!
– Я помню. Не переживай, Зоя. В моем завещании они тоже указаны.
– В твоем завещании… – Зоя истерично хихикнула. – Не смеши меня! Ты ведь все прекрасно понимаешь! Речь идет не о каких-то там копейках, а об огромном состоянии.
