– Что это? – Отец разглядывал чешую с явным интересом. – Похоже на золотую. Где взял, младший?
– Нашел в море у берега. – И ведь почти не соврал. Какая разница, кто нашел, он или Ника? – Любопытная штуковина, да?
– Любопытная. – Отец кивнул, посмотрел на Ивана поверх очков, которые надел перед тем, как начать изучать «штуковину», а потом сказал: – Младший, я уже жалею, что взял тебя с собой.
– Все нормально. Мне здесь нравится.
– Я и вижу, как тебе нравится. Я от Троекурова скоро буду по углам прятаться, ты ж сыночка его лупишь почти каждый день.
– Так я за дело луплю.
– Так ты не лупи! Про дипломатию что-нибудь слыхал? Вот! Прояви помимо рыцарских качеств еще и дипломатические!
А это он сейчас про Нику. Отец у него не дурак, все прекрасно видит и все понимает. Нравится ли ему происходящее – это другой вопрос, но вмешиваться в Иванову личную жизнь он не станет. Надо же, личную жизнь! Аж, самому смешно стало. Нет у него тут никакой личной жизни. Совместные глюки не в счет.
– И маме позвони! Сфотографируйся со счастливым видом на фоне какой-нибудь пальмы и фотку ей отправь, пусть видит доказательства того, как тебе тут хорошо. Если хочешь, можешь вместе с какой-нибудь из своих подружек сфотографироваться для пущего фурору.
– С какой именно? – вежливо уточнил Иван. Тот факт, что отец завел речь о маме, свидетельствовал о том, что буря миновала. Можно расслабиться.
– С любой, обе хороши.
– Обе? – Не получилось расслабиться…
– Внучки Агаты. – Отец прикурил сигарету, сделал глубокую затяжку, а потом спросил: – Или я кого-то забыл?
– Ты забыл.
– Доминику?
– Она просила называть ее Никой.
– Учту.
– Так мне можно сфотографироваться с Никой? – Хотел спросить иронично, а получилось зло. И отец посмотрел на него теперь уже очень внимательно. Куда внимательнее, чем когда распекал за избитого Олежку Троекурова.
– А зачем? – спросил после того, как сделал очередную глубокую затяжку.
– Это ты сейчас о том, что она не нашего круга? – Иван бы сейчас тоже закурил… от злости и этого странного, мерзкого чувства, что отец его оказался таким же снобом, как и все остальные. – Или о том, что негоже сыну самого Серебряного возиться со слепой девицей?
Отец вздохнул, загасил недокуренную сигарету.
– Это я сейчас о том, сын, что негоже путать жалость с чем-то большим. Угадай, кому в итоге будет больно?
– А если больно не будет никому?
Отец ответил не сразу, а когда заговорил, Ивану показалось, что перед этим он принял какое-то важное решение.
– Понимаешь, младший, Ника очень необычная девушка. А с необычными девушками очень нелегко.
– Это ты по личному опыту судишь?
– Отчасти. Но мы сейчас не обо мне, мы о тебе и о… Нике. Когда я говорил, что жалею, что взял тебя с собой, я не кривил душой. Мне все меньше нравится то, что здесь происходит.
– Труп на острове не криминальный.
– Я знаю. Я о другом. Само это место… странное.
– Ты не бывал здесь раньше?
– Бывал. – Отец зажег новую сигарету. – Скажем так, теперь оно кажется мне еще более странным, чем раньше. И если бы не обещание, данное Агате…
– Она тоже необычная женщина.
– Очень необычная. – Отец кивнул. – И ей сложно отказать. Истинная дочь Медузы и все такое… – Он взмахнул рукой с зажатой в ней сигаретой. – Понимаю, что все эти разговоры про Медузу и ночь большого отлива – лишь дань традиции, но мне все равно тревожно. Я не до конца понимаю, что здесь происходит…
– И это тебя бесит, – закончил он за отца. Уж такой он человек, Иван Серебряный-старший! Ему важно все держать под контролем. И искусством контроля он овладел в совершенстве. Ну, почти в совершенстве.
Отец понимающе усмехнулся, похлопал Ивана по плечу, а потом сказал:
– И когда ты успел стать взрослым, сын?
– Понятия не имею. – Он тоже усмехнулся, а потом спросил: – Так что насчет фотографии?
– Сфотографируйся с Терезой Арнольдовной! – Отец выпустил ровное колечко дыма. – Маме будет приятно знать, что ее кровиночка под надежным присмотром этой во всех отношениях достойной дамы.
* * *
К ужину Ника готовилась тщательнее, чем обычно. Вечернее платье она не просто взяла из шкафа наугад, а заставила Ариадну считать ярлычок. Последняя коллекция Москино, шелк и ручная вышивка. Вот только достойна ли она, девочка для порки, носить такую роскошную одежду?
– А плевать! – сказала Ника, и Ариадна согласно булькнула, а потом помогла подобрать туфли в тон. Ариадна различала цвета. Вот такая она была молодец. А с прической Ника как-нибудь разберется сама, без стилиста. Ну как разберется! Попытается хотя бы расчесать эти чертовы кудри.
Расческа, Ника это помнила, лежала на полочке в ванной, рядом с бесполезным в ее мире зеркалом. Наверное, когда Ника повернулась лицом к своему отражению, сработала сила привычки.
Лучше бы не поворачивалась. Удалось бы сохранить хотя бы те крохи здравого смысла, что у нее еще оставались. А теперь все… поздно.
Она увидела свое отражение. Тень отражения. Тонкую, золотую, змеевласую тень… Медуза… В этом чертовом доме кругом змеи… Даже в ее волосах…
Ника всхлипнула, закусила губу, чтобы не закричать, зажмурилась, досчитала до тридцати, а когда снова открыла глаза, змеевласая тень никуда не делась.
– Да ты красотка, – сказала Ника тени. – Прямо горгона Медуза…
– Дитя Медузы, – отозвалась Ариадна. Или поправила?
Сердце остановилось. Ника накрыла медальон ладонью. Что сейчас видит Ариадна? Настроена ли программа на распознавание отражений или для нее отражение равно объекту?
Не убирая руки с медальона, Ника вышла из ванной, постояла несколько секунд в неподвижности, дожидаясь, пока восстановится сбившееся дыхание, а потом снова вернулась к зеркалу, убрала руку.
– Дитя Медузы, – тут же сообщила Ариадна, и змеевласая золотая тень кивнула, соглашаясь.
Ника усмехнулась. Ей бы испугаться, но вот не получалось. Что значит сбой программы в сравнении с тем, что она видит в зеркале? В сравнении с той, кого она видит. А кого она вообще видит? И какой шутник решил внести ее в память Ариадны под таким странным именем?
Ника коснулась своих волос, и золотая тень погладила одну из змей по треугольной голове. Какая прелесть…
Из ванны она вышла на полусогнутых от внезапно нахлынувшей слабости в ногах, присела на кровать, чтобы не упасть и отдышаться, закрыла глаза. В темноте, что ее окружала, было спокойно и безопасно, это оказалась какая-то особенная, непривычная темнота. Ника резко открыла глаза, осмотрелась.
