– Уходи. – Она гладила мужа по колючим от щетины щекам, заглядывала в черные, как ночь, глаза. – Уходи. Я вернусь с рассветом.
Ей предстоит сделать такое, что обычный человек, даже любимый и единственный, никогда не сможет ни понять, ни принять. Ей не нужны свидетели. Только силы и решимость. И помощь моря, потому что в одиночку она может не справиться.
Он ушел. Поцеловал долгим поцелуем и растворился в темноте. Хорошо. Так ей будет проще решиться…
Костер уже не горел, не рвался к небу черным дымом, он распластался по камням толстым ковром из пепла и все еще тлеющих углей. Не подпускал, не давал сделать то, что должно. Никс усмехнулась, встала между пепелищем и морем, позвала.
Первая волна была робкой. Она осторожно лизнула босые ноги Никс, скользнула по валунам и с шипением вгрызлась в догорающий костер. Вторая волна была смелее и решительнее. Никс шагнула в сторону, освобождая ей путь. Оставалось лишь ждать, когда море сделает свое дело, победит своего злейшего врага.
Море победило, коснулось затылка Никс легким ветерком и откатилось, оголяя прибрежные скалы. Пепел все еще был теплый. Сейчас он больше походил на глину, чем на пыль. Никс опустилась на колени, погрузила руки по локоть в это черное месиво из чужой сгоревшей жизни. Она искала, шарила в темноте, перебирала головешки, ракушки и кости. Она была готова исполнить данное старухе обещание.
В темноте череп казался осколком луны, таким же гнойно-желтым, таким же щербатым. Море приняло его не сразу, в сомнениях покачало на волнах, словно решаясь, нужен ли ему такой подарок. Никс ждала, до рассвета было еще далеко. Время есть, а ей нужно подумать. Крепко подумать…
Они подкрались сзади, вынырнули из темноты, отрезали путь к отступлению. Их было трое. Мужчины… Самый старший – уже глубокий старик, самый младший – еще совсем мальчишка. Мальчишку было жалко больше остальных. Наверное, он мог бы еще раскаяться в том преступлении, что совершил по недомыслию, по указке старших. Или уже поздно?
На их лицах, освещенных желтым лунным светом, Никс видела следы сажи, а на руках… Нет, они вымыли руки. Наверняка сразу же после того, как швырнули умирающую, истекающую кровью, но еще живую старуху в горящую хижину. Но Никс продолжала чуять и кровь, и боль, и предвкушение скорого освобождения. Как же сильно старухе хотелось уйти!
Ей тоже нужно уйти. Ее ждут отец и Димитрис. Но ведь не позволят. Их собственная кровь сейчас вскипает в жилах кровавой пеной. И никто никогда не узнает. Не узнает, что сделали они. Не узнают, что сделала она…
Первым упал мальчишка. Закрыл лицо руками, закричал, а потом затих. Дольше всех продержался старик. Старики часто оказывались живучее и сильнее молодых. Он даже успел проклясть Никс перед смертью. Глупец. Можно подумать, что дочь Медузы можно испугать человеческим проклятием.
А старуха оказалась права. Возможно, она хотела именно этого. Того, чтобы у Никс появилось наконец оружие не только против моря, но и против людей…
Домой Никс вернулась, как и обещала, на рассвете. Море, временный союзник, смыло с нее все следы, тщательно выполоскало одежду, расчесало спутавшиеся волосы, а потом заплело их в косы. Много длинных, похожих на змей кос. Море лучше всех в этом мире знало, как должна выглядеть дочь Медузы…
…А за косы уже кто-то тянул.
– Эй, убогая, ты чего это притихла? Вставай! Обед закончился. И вообще, прислуге не место за столом…
Захотелось обратно в море, под мягкий свет луны. Захотелось открыть глаза.
Вот только глаза и так открыты…
– Эй, Ив! Что это с твоей подружкой? У нее приступ, что ли?
У нее приступ… Как тогда в галерее. Приступ и белые вспышки прямо в мозгу. И снова черные тени, у которых вместо сердец пульсирующие сгустки. И она знает, как эти сгустки остановить. Она вынесла это знание с Костяного мыса. Она может и сделает…
– Ника, – голос злой и растерянный. Он задвигает черные тени в дальние углы, он светится серебром. Если постараться, если напрячься, она сумеет его увидеть. Пусть не лицо, пусть только сияющий силуэт. Хочет ли она? А не важно! Ее желания здесь не принимают в расчет. Она вообще не из этого мира. Ей самое место на Костяном мысе, в полыхающей хижине… – Ника, с тобой все в порядке?
Как с ней может быть все в порядке, когда там, на Костяном мысе, она только что убила трех человек, а здесь, на вилле «Медуза», готова убить еще как минимум троих?! И только голос Серебряного, вот эта тонкая серебряная нить, удерживает ее от финального шага.
– Ника, посмотри на меня! – И горячие пальцы прожигают дыры сначала на ее блузке, а потом и на ее коже. Посмотри на меня… Какая глупая, какая жестокая шутка. Хочется ударить теперь уже и его, сжать в ладони вот это пульсирующее серебром сердце, сдавить… – Успокойся, все хорошо…
И ласковый голос Ариадны в наушнике вторит в унисон этому голосу:
– Иван Серебряный. Гость.
Она знает! Чувствует его даже без Ариадны. Вот по этому серебряному свечению, а еще по голосу, по запаху… По всему! Она так остро, так болезненно остро его чувствует, что готова убить. Это ли не сумасшествие? Не это ли нашли в ее голове врачи, перед тем как сообщить Агате все ее диагнозы. Даже те, что страшнее слепоты. Ведь сумасшествие страшнее. В тысячу раз страшнее!
– Ну что? Ив, ты видишь, с кем связался? Мало того что она слепая, она еще и припадочная.
– Он и сам припадочный! – Черный силуэт сначала приближается, а потом отлетает. Легонько, как перышко. А скулит как маленький мальчик. Как тот мальчик, который умирал у ее ног на Костяном мысе.
– Отвали, Троекуров, пока я тебе снова что-нибудь не сломал! Ника, пойдем, я провожу тебя до твоей комнаты…
– Что здесь происходит? – Еще одна тень. На сей раз не черная, скорее стального цвета. Высокая и широкая, сильная. Разглядывать ее интересно. Оказывается, тени тоже бывают разными.
– У бабушкиной протеже припадок. – Тень Ксю тонкая и изящная, но черная, как сажа. Как то месиво, что осталось после сгоревшей хижины. – Артем Игнатьевич, вы думаете, нам безопасно находиться рядом с психически нестабильным человеком?
– Я думаю то же, что и Агата. – Стальная тень приближается. От нее вкусно пахнет морским бризом. Артем Игнатьевич Смольский – услужливо сообщает Ариадна. – Вы обязаны проявить уважение к ее решению и ее гостье. Ника, с вами все в порядке?
– Спасибо, все хорошо. – Вот она уже может вполне сносно изъясняться. Осталось дождаться, когда приступ пройдет и исчезнут тени.
– Вы плохо выглядите. – Он ей не верит. Человек, у которого даже тень стального цвета, не доверяет никому.
– Душно. Закружилась голова. – А она умеет врать. Научилась в этом доме. Здесь ведь такие возможности для саморазвития.
