— Да. И, может, положи укропа какого-нибудь, если у нас есть.
— Гляну.
Звук открывающейся дверцы холодильника, поиски в ящиках.
— Пишут, используйте до конца сентября.
— Уверена, что все обойдется.
«Прости, что с тех пор не выходил на связь. Концовка показалась несколько напряженной».
«Не беда. Может, оно и к лучшему!»
«У тебя-то как дела?»
Вот уж сложный вопрос — как мало какой еще. Она помедлила минуту или больше и написала:
«По-всякому. Не знаю, получал ли ты мои письма, но, по-моему, я в одном из них говорила, что»
Иэн вновь возник сзади — с бутылкой белого вина. Софи быстро переключилась обратно на «ПауэрПойнт».
— Готова к добавке?
— Да, пожалуйста.
Он налил ей в бокал и спросил:
— Это же не серьезно, правда?
— Не серьезно? Что? Что не серьезно? Кто сказал, что серьезно?
— Ну, письмо.
— О. Да… Нет, не думаю, что это серьезно. Не может быть серьезно. Глупость это все какая-то.
— А что именно ты сказала на этом семинаре?
Из кухни донеслось громкое шипение, с таким звуком перекипает рис.
— Блин! — Иэн убежал разбираться.
Софи продолжила печатать:
«у меня новая работа, в Лондоне. Отлично все, но приходится проводить две-три ночи не дома, от этого иногда бывают трудности. Но Иэн не получил в прошлом году повышения по работе, а зарплаты нам нужны обе, однозначно».
«Вечно все упирается в деньги! Прочел тут статью на неделе, там пишут, дескать, если кандидат от демократов (кем бы он/а ни был/а) не победит на выборах в следующем году, то именно потому, что большинство средних американцев больше не может менять автомобиль раз в пару лет».
«Мы наш не меняли пять!»
«Вот-вот».
«Только послушайте нас, людей с бедами первого мира».
Вернулся Иэн. Софи опять переключила окошки.
— Так что ты говорила?
— Когда?
— На семинаре.
— О… ну, в голову только одно приходит… — Софи вдохнула. — Ладно. Короче, есть у меня студентка Эмили, она трансженщина.
— То есть?..
— То есть биологически она мужчина, но определяет себя как женщину.
— В смысле, она пол меняет?
— На некотором этапе, да, но это долгий процесс. Нужно прожить два года женщиной, и тогда можно оперироваться.
— То есть сейчас надо говорить «он», а не «она»?
— Нет, она хочет местоимение женского рода. И ладно.
Иэн нахмурился.
— Ну да. Но женщина, которая написала жалобу, — не Эмили.
— О чем и речь. Это-то самое дурацкое и есть.
— Она кто? Подруга ее, что ли?
Зазвонил телефон.
— Отвечу, — сказал Иэн. — Это мама.
— Можешь в кухне поговорить?
— Конечно.
Ушел. Софи подождала, пока не услышала, как Иэн заговорил с матерью, узнала тон, всегда более подобострастный, чем в разговорах с кем бы то ни было еще, а затем прочитала последнее сообщение от Эдама.
«Ну ладно, у меня занятие через несколько минут. Надо бы подготовиться».
«ОК. Чё ж их задерживать».
«Но я рад, что мы опять на связи. И прости еще раз, что так долго не отзывался».
«Как уже было сказано, не беда. Прости, что приставала».
«Я этому рад».
«Ну беги давай».
«Я тебе свой новый почтовый адрес дам. Учебный после декабря уже не будет работать».
«Отлично. До связи!»
«ОК. Пока».
«Пока ххх».
Разговор завершился, она откинулась в кресле и глубоко вздохнула, успокаиваясь. Пару раз быстро отхлебнула вина. А затем разлогинилась в скайпе и пошла в кухню посмотреть, не надо ли с чем помочь.
* * *
Съели рыбу. Получилась суховатая. Распечатка письма лежала на столе рядом с Иэном. Теперь уже заляпанная мелкими жирными брызгами.
Письмо было от Мартина, декана факультета, где работала Софи. В нем говорилось о жалобе, полученной от первокурсницы: на прошлой неделе Софи якобы допустила у себя на семинаре трансфобные замечания. Ее приглашали в кабинет к декану завтра к четырем часам дня — чтобы Софи могла изложить свою версию произошедшего, прежде чем возникнут дальнейшие разбирательства.
— Но ты бы ни за что ничего трансфобного себе не позволила, — сказал Иэн. В исполнении Иэна это слово показалось Софи странноватым.
— Само собой, нет, — отозвалась она. — Это недоразумение.
Она обратилась мыслями к семинару прошлой недели. Эмили Шэмма — из тихих студентов, и Софи запомнила всего два прямых взаимодействия с ней на том семинаре. В самом начале она закинула Эмили довольно простой вопрос — в надежде вытащить студентку на контакт: показала ей две версии «Крика» Мунка и попросила определить, какая была написана раньше. Ответ (как считала Софи) был довольно очевиден, но Эмили не смогла прийти к однозначному решению. Софи ее за это никак не принизила, терпеливо объяснила правильный ответ и продолжила вести семинар. Позднее, когда все уже расходились, у них случилась краткая — и тоже незавершенная — дискуссия о том, в среду или в четверг на предпоследней неделе семестра состоится их занятие один на один.
— И все? — спросил Иэн.
— По-моему, да, — ответила Софи. — Больше ничего вспомнить не могу.
— Ну тогда прям так и скажи Мартину, и все будет в порядке.
— Конечно, будет, — согласилась Софи. Набила рот рисом и выбросила всю эту историю из головы, задумалась о разговоре с Эдамом и далее — о тех нескольких пьяных от солнца днях в Марселе, о поездке на Фриульские острова, о лунном купании при Каланк-де-Моржире — и потому Иэна почти не слушала, а он, судя по всему, о том письме тревожился больше, чем она, глянул на распечатку еще раз, натужно рассмеялся и проговорил:
— Сплошная ерунда какая-то. Даже имя студентки-жалобщицы. Ну, в смысле, кто, господи ты боже мой, станет называть дочку Кориандр?
27
На следующее утро в семь сорок Софи, как обычно, села в поезд на станции «Бирмингем-Нью-стрит» до «Лондон-Юстон». Когда поезд проезжал мимо Милтон-Кинз, а Софи писала Соану СМС, подтверждая место их ужина в тот вечер (предполагалось, что Соан познакомит ее со своим новым парнем), позвонил Иэн.
— Привет, — сказала она. — Что случилось?
— Ну… — начал он. Судя по голосу, Иэн явно нервничал. — Понимаю, что ты сейчас не в твиттере, но я быстренько глянул — там сегодня всё про тебя.
