Теперь она смотрела на него, а он — на нее, и в их глазах были печаль, гнев и томление.
— Ну хорошо.
— Ага. Хорошо. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — сказала Софи, быстро отперла свою дверь и так же быстро закрыла ее за собой, а затем простояла спиной к двери, казалось, целую вечность, в глазах слезы, и ждала, когда дыхание станет поспокойнее.
* * *
На утро пятницы запланировали всего одно заседание — пленарное, чтобы напомнить участникам доклады, представленные на неделе, подвести итоги и прийти к выводам. Эдама не было. Не было его и на завтраке. Софи тоже подумывала, не прогулять ли ей завтрак, но наконец решила, что это глупо: они с Эдамом оба взрослые люди, и нет никаких причин, с чего бы сегодня утром между ними быть смущению или напряжению. Никаких серьезных границ прошлой ночью они не перешли, сдали назад очень заблаговременно. И где же он сегодня утром? Почему его место в зале пусто?
— Он уехал в Париж утренним поездом, — сказал ей Франсуа во время утреннего перерыва на кофе. — Судя по всему, что-то срочное дома. Сказал, полетит более ранним рейсом в Штаты.
Перед продолжением утреннего заседания Софи отправила ему простое электронное письмо: «Незачем было так делать! Напиши мне», но ответа не получила.
Ее рейс домой в субботу утром приземлился в Лутоне в полдень. Хлестало как из ведра. Небо было сизым и тяжким от туч. Поезд до Бирмингема отменили из-за плановых инженерных работ, между Кеттерингом и Нанитоном автобусы дублировали железнодорожное сообщение.
«Дублирование железнодорожного сообщения», «Кеттеринг», «Нанитон». Не самые ли это удручающие слова в английском (да и в любом другом) языке?
Пока автобус полз от городка к городку Средней Англии в тугом и запинавшемся дорожном потоке выходного дня, Софи думала — и старалась не думать — о ночи четверга на Фриульских островах. Ощущение воды на коже. Узор звезд в ночном небе. Путешествие на залитом луной пароме обратно в Марсель, на открытой верхней палубе, бедро Эдама в нежном соприкосновении с ее бедром. А следом она слышала в голове голос Нахид — вечером свадьбы Софи, за столом в шатре, как она говорила о вождении и о том, что «каждые несколько минут приезжаешь к очередному перекрестку, и нужно выбирать. И каждый выбор потенциально способен изменить твою жизнь».
Когда она заковыляла на холм с вокзала Нью-стрит к Сентенари-сквер, волоча за собой чемодан, груженный грязным бельем, марсельским магнитом на холодильник и сувенирной бутылкой пастиса, было четыре часа дня. Тучи сделались гуще, темнее, плотнее прежнего, и незавершенный скелет новой Библиотеки Бирмингема высился над Софи. У них в квартире уже горел свет. Иэн стоял у окна, высматривал ее.
15
В девять вечера в пятницу 27 июля 2012 года:
Софи и Иэн сидели на диване у себя в квартире и смотрели по телевизору церемонию открытия Олимпийских игр.
Колин Тракаллей был один у себя дома в Реднэле, сидел в кресле и смотрел по телевизору церемонию открытия Олимпийских игр.
Хелена Коулмен была одна у себя дома в Кёрнел-Магне, сидела в кресле и смотрела по телевизору церемонию открытия Олимпийских игр.
Филип и Кэрол Чейз вместе с сыном Филипа Патриком и его женой Мэнди сидели в гостиной их дома в Кингз-хит, у каждого порция китайской еды на вынос, и смотрели по телевизору церемонию открытия Олимпийских игр.
Соан Адитья был один у себя в квартире в Клэпэме, лежал на диване, смотрел по телевизору церемонию открытия Олимпийских игр и писал об этом СМС своим друзьям.
Кристофер и Лоис Поттер в арендованном домике, дикарями в отпуске в Озерном крае, смотрели по телевизору церемонию открытия Олимпийских игр.
Дуг Андертон, его дочь Кориандр и сын Рэнулф сидели по разным комнатам в доме в Челси и смотрели каждый по своему телевизору открытие Олимпийских игр.
Бенджамин был один у себя на мельнице, сидел за столом в кабинете, сокращал и переписывал роман, попутно слушая струнный квартет Артюра Онеггера
[47].
* * *
Софи на это конкретное зрелище больших надежд не возлагала. В той же мере, в какой Иэна инстинктивно тянуло к чему угодно, связанному со спортом, ее это все инстинктивно отталкивало. Для нее не имело особого значения, что Лондон принимает у себя Олимпийские игры 2012 года, а теперь, когда она там не жила, значило это еще меньше. Когда началась трансляция, Софи демонстративно держала на коленях открытую книгу («Граф Монте-Кристо» на самом деле — она взялась его перечитывать): не слишком деликатный способ показать, что она готова составить Иэну компанию, пока он смотрит телевизор, но внимания этому уделять не собирается. Решила, что три часа под военную музыку сплошь мужчины в трико и шортах будут нарезать круги по стадиону, а королева станет махать всем рукой.
— Даже Дэнни Бойл
[48] не способен сделать это интересным, — сказала она.
Но ошиблась. Церемония началась с двухминутного фильма: ускоренное путешествие вдоль Темзы от самого истока до сердца Лондона. Камера мчала над поверхностью воды под стремительную, пульсирующую электронную музыку, миновала трех персонажей из «Ветра в ивах», в звуковую дорожку затесались фрагменты из «Боже, храни королеву» «Секс Пистолз» и из заглавного мотива «Жителей Ист-Энда»
[49], и тут у Софи взыграл академический интерес. Она осознала, что смонтировано тут все по-умному, можно ждать множество интертекстуальных отсылок.
— А почему над электростанцией Бэттерси розовая свинья летает? — спросила она Иэна.
— Чтоб я знал, — отозвался он.
* * *
— Поняли, что это означает, да? — спросил Филип с восторгом, показывая на экран палочкой для еды. — Это отсылка к «Пинк Флойд». «Животные». Альбом 1977 года.
— Ты один это можешь знать, — сказала Кэрол.
— Я — и еще несколько миллионов людей, — отозвался он, пронзая палочкой креветочный шарик. Музыкальное невежество жены его иногда тревожило.
* * *
Хелена сочла видео в начале открытия слишком путаным и суетливым. Понадеялась, что не все будет дальше такое же. Но несколько расслабилась, когда в следующей части показали четыре разных хора, из каждой территории Великобритании, и каждый пел свой гимн. На стадионе мальчик исполнял сольную версию «Иерусалима»
[50] — совершенно чудесным голосом, а сцены сельской жизни, изображаемые на арене, смотрелись очень покойно и очаровательно. Затем появилось множество дилижансов, они привезли актеров, наряженных викторианскими промышленниками, и волосы у Хелены на загривке вновь начали вставать дыбом. Нескольких предпринимателей играли черные актеры. Вот зачем это делать? Зачем? Вообще уже никакого уважения к истории?
