Мужик пялится на меня, совершенно сбитый с толку. Интересно, прогонят ли нас? Кэллум не хочет смотреть в мою сторону.
– Ты писательница? – спрашивает мужик.
– Нет, – отвечаю я.
Он возвращает альбом Кэллуму:
– Приходи сюда на следующий год с историей. Пусть твоя подружка ее напишет. Эти скетчи не содержат и десятой доли того, о чем она только что вопила.
Сестра Кэллума живет на окраине примерно в двадцати минутах езды от центра города. Нам пришлось ехать на двух автобусах, и к тому времени, когда мы подошли к ее обветшалому домику, я уже выбилась из сил. Крошечный дворик перед домом, когда-то забетонированный, теперь являет собой скопление сорняков и пустых винных бутылок. Шторы во всех окнах задернуты. Кэллум собирается позвонить, но звонок сломан, поэтому он стучит в дверь. Несколько мгновений спустя слышится громкий шум, и приглушенный голос кричит:
– Эту долбаную штуку опять заело!
– Отойди в сторону, наверное, это по моей части, – говорю я, пытаясь немного развеселить Кэллума.
Но я не успеваю ничего сделать, как дверь распахивается и перед нами возникает девушка студенческого возраста с волосами до плеч, выкрашенными в ярко-красный цвет. На ней футболка и легинсы под длинным пушистым голубым халатиком. У нее немного безумный вид.
– Не сегодня, благодарю вас! – вопит она, потом делает вид, что хочет захлопнуть дверь, но вновь распахивает ее, неуклюже обнимая Кэллума, который, похоже, раздражен всей этой сценой. – Это Хизер?
– Ханна, – поправляю я.
– Ах, извини, Ханна! Я Зои. – Она обнимает и меня, чуть не задушив в объятиях. – Заходите! Все уехали на выходные, так что дом будет наш. Я застряла здесь, пишу эссе про Платона. Занудный греческий старикан!
Внутри дом пестрит кричащим сочетанием узорчатых обоев и ковра. Тут и полоски, и цветы, и оранжево-розовый, и зеленый цвет авокадо. Будто сюда пришла встретить свою смерть – или, более точно, взорваться – весьма неудачная дизайнерская идея семидесятых и восьмидесятых годов. Зои ведет нас по узкому коридору в гостиную, представляющую собой кучу дешевой разрозненной мебели, китайских фонариков и свечей. К стене над диваном прикреплен огромный плакат «БЛЭР И БУШ – ВОЕННЫЕ ПРЕСТУПНИКИ», написанный большими, на удивление аккуратными буквами. Из гигантского переносного CD-плеера в камине (вероятно, неиспользуемом) несется музыка группы «Голдфрапп».
– Принести вам выпить? – спрашивает Зои. – Кэллум, у тебя такой усталый вид!
– Пожалуй, я завалюсь спать. Долгий был день.
– Ты что, появился здесь и сразу спать? У меня есть выпивка! Устроим попойку несовершеннолетних! Я думала, вы за этим приехали!
– Я в порядке.
Они вскользь обмениваются взглядами, и я чувствую, они сказали друг другу много такого, во что я не врубаюсь.
– Без проблем, братишка, – наконец говорит Зои. – Будешь спать в комнате Уилла, первая слева наверху. Там на стене огромный постер «Донни Дарко». Не пропустишь. Принесу тебе стакан воды. – Она исчезает на кухне.
– Прости, – произносит Кэллум.
– За что?
– За то, что втянул тебя в это и потратил твое время.
– О чем ты говоришь?! Мне надо было уехать! И фестиваль просто фантастический! Завтра пойдем туда опять, постоим в очереди и заставим какую-нибудь шишку из «Marvel» дать тебе работу.
Кэллум лишь пожимает плечами. В подобном настроении это его ответ буквально на все.
– «Marvel» там нет, – говорит он. – Увидимся утром.
Он выходит в коридор, так и не сняв куртку, с висящим на плече рюкзаком. И вот я стою одна в гостиной незнакомого дома и не знаю, что делать. Не этого я ожидала. Я воображала, что мы приедем сюда, выпьем сидра, потом ускользнем в какую-нибудь полутемную комнату и… не знаю. Я ждала этого с нетерпением. Я редко бывала в подобных ситуациях, ведь моя жизнь проходит как бы под присмотром, наверное, я это упоминала. И я ждала физического контакта. Чуть-чуть. Или больше. Не знаю. О господи, это все так странно!
Покачивая бедрами, Зои возвращается в комнату с двумя бокалами и бутылкой белого вина и застает меня за тупым созерцанием плаката.
– Это осталось после антивоенных мартовских протестов, – протягивая мне бокал, объясняет она. – Мы целой толпой поехали на автобусе в Лондон. Потрясающая атмосфера! Ты не знала, что сын Тони Блэра учится в нашем университете? Маленький говнюк.
Мне не хочется говорить ей, что вся эта тема с Ираком представляется далекой и неуместной из нашего крошечного городка в Сомерсете. То есть некоторое время в местном парке был разбит лагерь сторонников мира, пока полиция не арестовала всех за курение травки на конструкции для лазания. До этого, летом, Дженна вдруг прониклась политическим настроем и стала носить футболку с надписью «CND», но вскоре была опубликована книга «Гарри Поттер и Принц-полукровка». Простояв два часа за книгой в очереди у местного книжного магазина, Дженна утратила интерес к любому конфликту, в котором не участвуют маги.
Я не знаю, что ответить, поэтому, чтобы оттянуть время, громко зеваю.
– О-о, поняла, – говорит Зои. – Значит, уловка в том, чтобы сказать: «Мы выбились из сил, так что пойдем спать»? Вы оба исчезаете наверху, а десять минут спустя я слышу скрип кроватных пружин? Потому что я уже объяснила Кэллуму – этого не случится. Не сейчас, когда я присматриваю за сексуально озабоченными подростками.
– Нет! – восклицаю я чересчур шокированным тоном. – Я не… сексуально озабоченный подросток.
Зои разражается смехом:
– Я тебе верю. И Кэллум сейчас явно не в своей тарелке, верно?
– Он принес свои рисунки на просмотр портфолио, но они, типа, не заинтересовались. Потом я случайно оскорбила «Флэш».
– А-а… – Зои плюхается на диван, отодвигая в сторону огромную кипу бумаг и книг. – Давай садись. Расскажи мне об этом.
Я так и делаю. Я рассказываю этой незнакомке с пламенеющими красными волосами о том, как у нас возникла мысль поехать на конференцию и как я уговорила Кэллума. Я рассказываю о деньгах, подложенных ему Маргарет, и о том, как мы поспорили с моим папой, и как умчались из театра наподобие тупых малолетних преступников из какого-нибудь фильма Джона Хьюза.
– Ха! – восклицает она. – Мне нравится ход твоих мыслей: «Вот покажу сейчас отцу – сбегу в Бристоль, небольшой, относительно безопасный город в двадцати милях от моего дома».
– Я без него ни разу так далеко не ездила, – возражаю я.
– Вы так близки?
– Мама ушла, когда мне было три, так что да. У меня еще эта проблема с сердцем, и он привык слишком меня опекать. Это неинтересно, тебе не обязательно все это знать.
– Кэллум рассказал о твоей проблеме с сердцем. Мне жаль.
– Как бы то ни было, это наши дела. Мои с папой. И огромной идиотской группы актеров-любителей, которых он вроде как усыновил.
